– Ничего не хотелось просто, – я пожала плечами.

И тут ловец слов загорелся красным. Ригерлаш расцвел от счастья, а я скривилась, осознав, что этот артефакт еще и определяет ложь.

– А если подумать?

Если подумать, Совет ведьм я вполне могла и выдать. Но тогда офицер спросит: какую услугу я должна им оказать, да еще у магов окажется задокументированное доказательство того, что в качестве платы за помощь мы совершаем противозаконные действия. Колледж после моего признания вряд ли закроют, но начнут копать, а к ведьмам и так не слишком хорошо относятся.

Я молчала, а Ригерлаш поднялся так, что теперь нависал надо мной и принялся говорить строго, даже как-то жестко.

– Подумайте, госпожа Беллингслаузе. Подумайте хорошо, потому что ситуация очень неприятная: вы приезжаете в Велтон и сразу получаете дом. Говорите, что от Совета ведьм, а проверить мы это никак не можем. Да и ладно бы, меня не особо волнует, кто и за какие заслуги, – офицер ухмыльнулся так, что мне захотелось съездить ему по лицу, – раздает вам недвижимость. Но в доме, который вы теперь считаете своим, появился труп. Кто-то захотел вас подставить, госпожа Беллингслаузе, и я готов вам помочь.

Ловец слов загорелся красным, и пришла моя очередь торжествовать. Чудо-артефакт, оказывается, работает в обе стороны, и раз уж офицер тоже лжет, я вполне могу рискнуть и облить его зельем. В качестве воспитательной меры так точно.

Но едва я крепко взялась за бутылку и потянула ее вверх из сумки, как дверь кабинета распахнулась, да еще с таким грохотом, будто ее ногой пнули. Я обернулась и с удивлением обнаружила на пороге запыхавшуюся Тиль. Ее появление было тем неожиданнее, что в руках она держала портрет моей матушки.

– Франни, больше ни слова! – закричал Уго. – Помощь пришла!

– Выйдите вон! И этого задохлика с собой унесите! – прорычал Ригерлаш, и Тиль испугалась, шагнула назад, но Уго высунулся из картины и помахал пальцем перед носом офицера.

– Не дождетесь! Я адвокат госпожи Беллингслаузе!

– Ты неупокоенный дух, – фыркнул Ригерлаш.

– Покажите норму закона, в которой сказано, что я не могу быть адвокатом, – подбоченился Уго. Кажется, он был прав, потому что офицер помрачнел, и по пальцам его мелькнула искра.

– Эй, – я встала со стула и загородила собой Тиль и картину. – Напоминаю, что вы не имеете права изгонять кого бы там ни было из моей собственности. Эй, ловец слов, записывай: я своего разрешения на изгнание неупокоенного духа не даю.

Ригерлаш смотрел на меня прищурившись и словно прикидывая последствия. Я была настроена решительно: тронет Уго, и точно найму настоящего адвоката, но для того, чтобы офицера засудить. Ригерлаш понял это, поморщился и сел на свое место. Уго спрятался в портрете и опять подал голос.

– Кстати, офицер, покажите мне, пожалуйста, разрешение на использование ловца слов при допросе моей подопечной.

Разумеется, такового документа не обнаружилось, и я чуть не задохнулась от возмущения. Ригерлаш понял, что разговор со мной теперь простым не будет, и тяжело вздохнул.

– Госпожа Беллингслаузе, не хотите ли продать вашу картину?

Никогда не думала, что мне потребуется адвокат, но поняла, что, если он у тебя есть, жизнь становится не в пример легче. После прибытия Уго вопросов Ригерлаш задал немного, и по его нахмуренным бровям было заметно, что планировал он их гораздо больше. Вполне возможно, что офицер хотел и пытки ко мне применить и теперь досадовал, что подходящие инструменты простаивают без дела. Казалось бы, как может простой неупокоенный дух навредить искренне жаждущему нагадить офицеру? А ведь оказывается, в прозрачной бесформенной голове Уго скопилось очень много знаний о законах, и, ссылаясь на них, он мигом сбивал настрой Ригерлаша.