– Здравствуйте, – удивленно сказал тот Самарин и, немного помедлив, произнес: – Простите, не могу узнать…
– Еще узнаете, Константин Саввич! – озорно подмигнул ему Самарин. – И не вздумайте в Москве просить фонды на новые прессы. Не дадут.
– Это почему? Откуда это вам известно? – поднял брови тот Самарин. Он был еще в расцвете лет, еще на коне, и не знал всего того, что знал нынешний Константин Саввич.
– Да уж известно, – грустно покачал головой Константин Саввич. – Вы лучше вот что скажите: вы счастливы?
Тот удивленно вскинул глаза на Константина Саввича, помолчал ровно секунду, а потом тихо сказал:
– Мне некогда, извините…
– Извиняю, охотно извиняю! – рассмеялся Константин Саввич и последовал дальше. Нужно было отдать ему французские духи, пускай бы Настя получила их на двенадцать лет раньше. Но момент был упущен.
Дома Анастасия Федоровна разговаривала с канарейкой. Жена стояла, склонившись над клеткой и приблизив лицо к прутьям. Анастасия Федоровна потеряла значительную часть зрения после операции на мозге семнадцать лет назад. С тех пор Константин Саввич стал ее глазами. Он читал ей романы и рассказывал о том, что происходит на экране телевизора.
– Чика, Чика, Чика… – приговаривала Анастасия Федоровна. – Спой, Чика, не стыдись…
Константин Саввич подошел к жене и вложил коробочку духов ей в руку.
– Что это, Костя? – спросила она, ощупывая духи.
– Духи французские. Шанель…
– Они же очень дорогие! Зачем?
– Я их заработал, – криво улыбнулся Самарин и рассказал про выставку, ловкого Сашу и месье Ноэля.
– Не возьму, – спокойно и твердо проговорила Анастасия Федоровна и снова наклонилась к клетке: – Чика-Чика-Чика…
Коробочка отчужденно легла на стол. Константин Саввич незаметным движением стянул ее со стола и отправился в кухню. На душе у него было неспокойно, будто он сделал что-то нехорошее.
За дверью комнаты, в полутемной прихожей, перед зеркалом сидел сорокалетний Самарин, только что получивший трехкомнатную квартиру. Его жена Настя, тридцати шести лет, сидела у него на коленях. Они смотрели в зеркало и улыбались друг другу. Настя была в крепдешиновом платье, а на Самарине был двубортный летний костюм.
– Мебель надо покупать… – растерянно говорил Самарин. – Это сколько ж мебели надо? Такие хоромы!
– Теперь только зарабатывай, – говорила Анастасия Федоровна. – Дочке скоро замуж.
– Да ей одиннадцать лет! – возмутился Самарин-40.
– А вот увидишь… – загадочно проговорила Анастасия Федоровна. – Что-то она притихла, – встревожилась жена. – Надо пойти на кухню посмотреть.
Константин Саввич деликатно обогнул мужа и жену. Они его не заметили, не подумали о нем, он был еще далеко-далеко, но и рядом – рукой можно дотронуться. Константин Саввич, стараясь не шуметь, прошел в кухню.
4. Печальный заяц
Как густо населена жизнь! Обременительный груз образов, впечатлений, разговоров, мыслей копится в душе, но иногда освобождается внезапно, как вулкан, и тогда берегись только! Огонь и пепел жизни опасны.
В кухне за столом сидели три дочери Константина Саввича, все три – Аллы. Одной было одиннадцать лет, второй двадцать шесть, а третьей тридцать пять. Старшая Алла Константиновна, по своему обыкновению, делала сразу три дела: она чистила и терла морковку своим сыновьям, варила на завтра обед и читала монографию Киттеля «Физика твердого тела». Младшая Аллочка беспечно грызла морковку, а средняя сидела тихо на краешке стула с отрешенным выражением лица. Она была беременна и ждала первого внука Константина Саввича – Юрку.
Константин Саввич подошел к Алле Константиновне и поставил на страницу Киттеля французские духи. Младшая Аллочка перестала грызть морковку и прошептала недоверчиво: