– Что ты изображаешь? Я говорю, что надо делать и как будет лучше.

– Узнаю почерк мастера.

– Что?

– Ничего.

Да, это вполне в стиле мужа. Когда возникает проблема, неважно, касается она консультации врача, ремонта крана или чего-то посерьезнее, муж разражается тирадой о том, насколько это актуальный вопрос, и как необходимо его решить, и как здорово они заживут после того, как все будет сделано. А после вдохновляющей речи совершает ряд бестолковых и вялых движений, которые нисколько не приближают к результату, дай бог, если не делают хуже. На следующей стадии муж перекладывает ответственность на других – медицину, коммунальные службы, жену, тещу и всех остальных, кто только попадется под руку, и получается, что либо проблему решить невозможно в принципе, либо это не его дело.

В общем, это и не страшно, все советские женщины примерно так и живут и радуются, что не пьет. Только вот незадача: у Ольги с мужем одна специальность, и он любит потрещать с супругой о своих рабочих буднях, пожаловаться на тупое начальство, глупые законы и вообще на злых людей, у которых в жизни один интерес – подставить бедного юрисконсульта.

Увы, Ольга хорошо разбиралась в своей профессии. Вслух сочувствовала, кивала, утешала, но отчетливо видела, что проблема как раз в муже, который не радует сотрудников особенно ничем, кроме словесного поноса и головной боли.

Нерешительность удивительным образом сочетается в нем с упрямством. Когда руководитель, устав от его творческих метаний, прямо приказывает выполнить то и то, муж начинает юлить и уворачиваться, лишь бы только не подчиниться.

Первое время Ольга наивно думала, что раз муж с ней делится, то ее мнение ему интересно, и в большинстве ситуаций она, неплохо помнившая хозяйственное и трудовое право, понимала, как лучше поступить, и говорила об этом мужу, но он по-детски делал все наоборот, и она поняла, что ему хотелось просто поплакаться, а не получить разумный совет.

Все попытки убедить его, что он неправ, заканчивались ссорой, и постепенно Ольга перестала вникать, только утешала мужа и втихомолку сочувствовала главврачу, вынужденному терпеть не слишком умного, суетливого и нерешительного подчиненного.

– Ладно, я сама все устрою.

– Ей надо идти в поликлинику, и все, – повторил муж, и это попугайское упорство вдруг взбесило Ольгу.

Долдонит ей прописные истины, а маме боится сказать, что ничем не может помочь. В общем, понятно, потому что страшно представить, что мама с ними сделает, если они не решат проблему ее подруги. Это он с женой рассуждает про поликлинику, потому что знает, что она в конце концов все решит и казнь не состоится.

– Когда тебя просят что-то сделать, это значит надо сделать, а не обделаться! – выпалила она.

– Оля, что ты говоришь!

– То и говорю, что две вещи только ты умеешь – зассать и обосраться! – как можно более грубо постаралась крикнуть Ольга, бросила в лицо мужа записную книжку, отчего та разлетелась по всей комнате ворохом листков.

И выскочила в кухню. Руки тряслись то ли от ненависти, то ли просто от злости.

Ольга схватила с полочки сигареты, распахнула форточку и закурила, сломав о коробок штук пять спичек.

Глубоко вдохнув, она закашлялась с непривычки.

Как тяжело, когда хочешь опереться на человека, а рука соскальзывает в пустоту.

И злобно на душе, и стыдно, что не сдержалась.

Муж заглянул в кухню, только когда она докурила почти до фильтра.

– Ты уж слишком…

– Да, прости.

– Но я все понимаю.

Он обнял ее, притянул к себе, погладил по макушке.

– Я не сержусь, Олечка. Ты просто еще не пришла в себя.

– Прости меня. Я постараюсь.