Вследствие принятого им решения Камил де Розан отправился домой к Сальватору. Не застав его дома, он оставил свою визитную карточку.

На следующий день, после только что описанной нами семейной сцены, Сальватор под своим настоящим именем Конрада де Вальженеза явился к американскому дворянину.

Тот, слегка взволнованный, как обычно волнуются в решающий момент все люди, которые принимают поспешные решения, руководствуясь при этом скорее темпераментом, нежели разумом, велел слуге проводить гостя в салон и вскоре сам вышел к нему.

Но для того, чтобы лучше понять то, что за этим последует, расскажем, где побывал Сальватор до того, как прийти к Камилу.

Он до этого визита посетил свою кузину, мадемуазель Сюзанну де Вальженез.

На первую свою просьбу провести его к девушке он получил ответ, что мадемуазель де Вальженез никого не принимает.

Он стал настаивать и снова получил отказ.

Но наш друг Сальватор был терпелив и всегда добивался того, чего хотел.

Поэтому он взял вторую визитку и под своим именем «Конрад де Вальженез» подписал карандашом:

Никогда еще ни одно волшебное слово, ни один заветный талисман не открывал с большей быстротой ворота замка, где жила фея. Его немедленно провели в салон, куда через несколько секунд вышла сама мадемуазель де Вальженез.

Отчаяние, в которое повергла ее потеря состояния, очень изменило ее облик: лицо ее было бледно-белым, щеки ввалились, глаза потухли. Она стала походить на тех прекрасных и нервных дочерей Маремма, чей мутный взгляд, казалось, плавает в неизвестном нам мире. Вызванная малярией дрожь ее тела перешла и на Сальватора. Когда она вошла в комнату, он невольно вздрогнул.

Отправляясь с визитом к кузине, Сальватор надел не просто светский костюм, но элегантный костюм для дневных визитов, как этого требовал неумолимый этикет.

При виде такого безупречного одеяния, такого красивого молодого человека в глазах девушки загорелся зловещий огонь и взор полыхнул молниями гнева и ненависти.

– Вы хотели поговорить со мной, мсье? – спросила она сухо и с некоторым оттенком высокомерного презрения.

– Да, кузина, – ответил Сальватор.

Мадемуазель де Вальженез поморщилась, услышав слово кузина, показавшееся ей оскорбительной фамильярностью.

– Что же вам может быть от меня нужно? – продолжила она все тем же тоном.

– Я пришел переговорить с вами, – снова заговорил Сальватор, на которого высокомерное выражение лица и тон речи мадемуазель де Вальженез, казалось, не производили ни малейшего впечатления, – о том положении, в котором вы оказались вследствие смерти вашего брата.

– Значит, вы хотите поговорить со мной по поводу наследства?..

– Вы ведь понимаете всю важность этого вопроса, не так ли?

– Насколько мне кажется, вы претендуете на все наследство?

– Я не претендую, так оно и есть на самом деле.

– Это все только слова. Мы будем судиться.

– Слова, действительно, мало что значат, – сказал Сальватор. – Но судиться – слишком дорогое удовольствие. И вы, кузина, судиться со мной не станете.

– И кто же помешает мне обратиться в суд? Уж не вы ли?

– Упаси господь!

– Так кто же тогда?

– Ваш разум, ваш здравый смысл, а особенно ваш нотариус.

– Что вы хотите этим сказать?

– Я хочу сказать, что вчера вы уже приглашали к себе вашего нотариуса, который одновременно является и моим, мсье Баратто. Это такой милый человек! И вы рассказали ему все о состоянии ваших дел. Узнав о том, что у вас нет больше ни гроша, вы спросили его совета. И он посоветовал вам не подавать в суд, поскольку имеющееся у меня завещание составлено так, что его не сможет оспорить ни один суд.