он понимает, что нет такой скалы, как бы тверда она ни была, которую нельзя было бы взорвать. Свидетельство тому Ганнибал, который, преследуя Тита Ливия, сделал проход в хребтах Альп с помощью уксуса. Так вот и мсье де Вилель опасается, как бы мсье де Полиньяк не стал тем уксусом, который обратит его скалу в пыль!

– Как? – воскликнул генерал Пажоль. – Полиньяк войдет в правительство?

– Нам тогда останется надеть на лица вуаль! – добавил Дюпон (де д'Эр).

– Я полагаю, мсье, – сказал Сальватор, – что нам придется, напротив, показать наше истинное лицо.

Молодой человек произнес эти слова с серьезностью, которая так отличалась от его прежних легкомысленных слов, что глаза всех присутствующих немедленно устремились на него.

И только тогда трое приятелей узнали его: это был уже не господин де Вальсиньи, гость господина де Моранда, это был их Сальватор.

В это мгновение в кабинет вошел лакей и вручил хозяину какое-то письмо.

– Велено передать срочно! – сказал он.

– Я знаю, что это такое, – произнес банкир.

Живо взяв письмо, он сломал печать и прочел вслух написанные крупными буквами три строчки:

– Можно подумать, – воскликнул Сальватор, – что это я рассказал обо всем Его Королевскому Высочеству герцогу Орлеанскому!

Все вздрогнули.

– Но кто вам сказал, что это написал Его Королевское Высочество? – спросил господин де Моранд.

– Я узнал его почерк, – просто ответил Сальватор.

– Его почерк?

– Ну да… В этом нет ничего удивительного: у меня тот же нотариус, что и у него: мсье Баратто.

Появился слуга и объявил, что кушать подано.

Сальватор вынул из глаза монокль и посмотрел на свою шляпу с видом человека, который собрался уходить.

– Вы разве не останетесь на ужин, мсье де Вальсиньи? – живо спросил его господин де Моранд.

– Никак не могу, мсье, и весьма об этом сожалею.

– Но почему же?

– Моя ночь еще не закончилась. Мне надо побывать на суде присяжных.

– На суде присяжных? В такое-то время?!

– Да. Судьи торопятся расправиться с беднягой, чье имя вы, возможно, знаете.

– А, Сарранти… Это тот негодяй, который убил двух детей и украл сто тысяч экю у своего благодетеля, – сказал кто-то.

– И выдает себя за бонапартиста, – раздался другой голос. – Надеюсь, что его приговорят к смертной казни.

– Ну, в этом, мсье, можете быть совершенно уверенны, – сказал Сальватор.

– Надеюсь, что его казнят!

– А вот это, мсье, вещь уже менее вероятная.

– Как! Вы считаете, что Его Величество помилует подобного злодея?

– Нет. Но ведь может статься, что злодей невиновен. И тогда помилование придет не от короля, а от Бога.

Сальватор произнес последние слова тем тоном, благодаря которому трое приятелей время от времени узнавали его под напускной фривольной внешностью.

– Господа, – сказал господин де Моранд. – Вы слышали: ужин подан.

Пока гости, к которым были обращены слова господина де Моранда, направлялись в столовый зал, трое приятелей подступили к Сальватору.

– Слушайте, дорогой Сальватор, – обратился к нему Жан Робер, – не исключено, что завтра утром у нас возникнет необходимость вас увидеть.

– Возможно…

– Где же вы нас тогда сможете найти?

– На обычном моем месте, на улице Железа, у дверей моего кабаре, на углу моего квартала! Вы забываете, что я комиссионер, дорогой мой… Ох, уж эти поэты!

И он вышел в дверь, находившуюся напротив той, которая вела в столовый зал. Вышел уверенно, как человек, хорошо знакомый со всеми закоулками дома, оставив трех наших приятелей в состоянии удивления, которое граничило с оторопью.