– Господину виконту де Шатобриану? – повторил монах.

– Да. Перед таким именем, как у него, откроются все двери. Если вы столкнетесь с непреодолимыми, на ваш взгляд, препятствиями, передайте ему это письмо, скажите, что оно вручено вам сыном того, кто написал эти строки. Он пойдет туда, куда вам будет нужно, вам останется только следовать за ним. Но вы должны прибегнуть к этому средству только в случае крайней необходимости. Поскольку в нем заключена тайна, которую будут знать только три человека: вы, мсье де Шатобриан и мы с Фраголой, но мы составляем единое целое.

– Я буду слепо следовать вашим инструкциям, брат мой.

– Тогда это – все, что я хотел вам сказать. Поцелуйте руку этого святого человека, Фрагола. Я же провожу его до последнего парижского дома.

Фрагола подошла и поцеловала руку монаха. Тот посмотрел на нее со своей мягкой улыбкой.

– Я еще раз даю вам мое благословение, дитя, – сказал он. – Будьте столь же счастливы, сколь вы целомудренны, добры и красивы.

Потом, словно все живые существа в доме имели право на благословение, он погладил по голове собаку и вышел.

Сальватор, немного задержавшись, нежно поцеловал Фраголу в губы и прошептал:

– Да, ты целомудренна, добра и красива!

И вышел вслед за аббатом.

Перед тем, как отправиться в путь, аббат решил зайти домой. Поэтому молодые люди пошли в сторону улицы По-де-Фер.

Не прошли они и десятка шагов, как от стены кто-то отделился, по виду комиссионер, которому только что вручил письмо человек, укутанный в плащ. Комиссионер пошел вслед за нашими молодыми людьми.

– Взгляните, – сказал Сальватор монаху. – Могу поспорить, что у этого человека есть дело в той же стороне, что и у нас.

– Значит, за нами следят?

– Черт побери!

И действительно, молодые люди, обернувшись один раз на углу улицы Шпоры, второй раз на углу улицы Сен-Сюльпис и в третий раз перед домом аббата, увидели, что тот человек явно шел по делам в ту же сторону, что и они.

– О! – прошептал Сальватор. – Этот человек так же ловок, как и мсье Жакаль. Но поскольку с нами Бог, а на его стороне только дьявол, мы, возможно, сможем перехитрить его.

Они вошли в дом. Аббат взял ключ от своей комнаты. Тот человек остался внизу, разговаривая с консьержкой и поглаживая кошку.

– Рассмотрите повнимательнее этого человека, когда мы будем выходить, – сказал Сальватор, поднимаясь по лестнице вслед за Домиником.

– Какого человека?

– Того, что разговаривает сейчас с вашей привратницей.

– Зачем?

– Затем, что он будет сопровождать нас до самой заставы, а вас, возможно, и еще дальше.

Они вошли в комнату Доминика.

После тюрьмы «Консьержери» и префектуры полиции эта комната могла показаться оазисом. Заходящее солнце освещало ее в этот час своими самыми ласковыми лучами. На цветущих платанах Люксембургского сада щебетали птички. Воздух был чист. Только войдя в это пристанище, человек начинал сразу же чувствовать себя счастливым.

У Сальватора сердце сжалось при мысли о том, что бедному монаху приходится покинуть эту священную обстановку и отправиться бродить по дорогам, переходя из страны в страну под обжигающим солнцем юга, под ледяным ветром его ночей.

Аббат остановился посреди комнаты и оглядел ее.

– Я так был счастлив здесь! – сказал он, выражая словами мысли своего друга. – Я провел в этом мирном убежище самые приятные часы моей жизни. Здесь я вкушал наслаждение учебы, утешение от Господа. Подобно монахам, живущим на острове Табор или на Синае, здесь ко мне приходили воспоминания о прошедшей жизни, откровения о жизни будущей. Здесь проходили, будто живые, самые радужные мечты моей молодости, самые восхитительные видения моего отрочества. Я желал только одного: иметь друга. Бог дал мне этого друга в лице Коломбана, но Бог и отнял его у меня. И все же он дал мне нового друга – вас, Сальватор! Свершилась воля Божья!