Ниса легонько выдохнула – кажется, беда, тревожащая ее чуткое сердце, была позади. Душа ее трепетала от переполняющих чувств благодарности и признательности, она была в полном восторге от Брана и его храбрости. Ниса подошла к мальчику вплотную, так, чтобы он с легкостью мог рассмотреть ряд очаровательно порхающих над томными изумрудными глазами ресничек и яркие, изогнутые в нежной улыбке губы.

– Спасибо тебе большое. Даже не знаю, что нашло на этих одичавших мальчишек, – сказала она, на ходу подбирая подходящие к ситуации слова. – Фиц никак не научится держать свой чертов язык за зубами, будто так и норовит получить затрещину, – девочка с некой долей жалости посмотрела на съежившегося от боли Фица, глубоко внутри осознавая причину проявления его скверного характера. – Любопытно, неужели ты и вправду стал бы выливать на Девина содержимое той… ядовитой склянки?

Бран потупил взгляд. Похвала Нисы слегка смутила его, вогнав впалые щеки в пунцовую краску и заставив усталое тело страстно пылать.

– Я все вылил на монстра, так что, даже если я и пожелал бы испортить физиономию Девину, к счастью, не смог бы, – он вынул из кармана хлопковых штанов пустую стеклянную баночку. Крохотные синие капельки застыли на ее дне, подобно очаровывающим взгляд ягодам голубики или налитой слегка кисловатым соком душистой жимолости.

– Так ты выдумал все это, чтобы отпугнуть его? Получается, соврал? – спросила Ниса, аккуратным жестом руки убрав с лица волнистую прядку, выбившуюся из светлой пушистой гривы волос. Затем спешно стерла с удивительно хорошенького и не по возрасту женственного лица неприятно щиплющие кожу соленые слезы.

Бран, порядком смущенный ее словами, виновато отвел взгляд. Ему не впервой приходилось врать и искажать факты. Он и сам иногда забывал, сколько раз ему приходилось изворачиваться в безжалостной действительности, потому как его жизнь в Ардстро была, как ему казалось, сущим кошмаром: воровство, голод, болезни, преподнесенные ему холодным подвалом, в котором юноше приходилось коротать свои серые дни, и даже уличные драки. Ведь ничего, кроме выдумок и двойственных приемов, не помогало ему выживать в суровой реальности бытия.

Как-то раз он врал доброжелательной ткачихе, тетушке Хлое, что болен тифом, и слезно умолял дать ему пару рут из ее и без того уже порядком опустевшего кошелька. Врал наивной нянюшке Эби из обнищавшего сиротского дома, уныло стоявшего на самой окраине деревни, словно бельмо на глазу Брата Каллета. Глядя на ее сморщенное, исхудавшее от постоянных денежных недоборов лицо, он скорбно вещал о том, что ему нужно сходить на могилу давно усопших родителей, да так и не вернулся в сиротскую обитель. Врал даже Девину, что тот его знать не знает, а ведь именно он так часто воровал хлеб из хлебопекарни семейства Линчей. Бран всерьез считал себя сущим лгуном и этаким пройдохой, но по какой-то неизвестной ему причине не хотел обнажать свою дурную сторону перед этой, едва ему знакомой, необычайно обаятельной девочкой.

– О нет, я не соврал. На дне баночки все-таки осталось немного этого… этой странной субстанции, – пристыженно ответил он, прищурив глаза и пытаясь разглядеть оставшиеся в стекляшке капли эссенции. – Вот они, видишь?

– Чушь какая-то. Осталась всего пара капель. К тому же ты сам только что сказал, что склянка пустая, – сказала Ниса, недоверчиво посмотрев на Брана.

Сейчас она больше походила не на наивную девочку в тонком льняном платьице, подобном тому, которое носили все юные девицы этого возраста, а на взыскательную учительницу, отчитывающую своего строптивого ученика за очередную провинность.