Нет, на ремне завязали небольшую петлю, и солдаты превратились в живую виселицу. Девочка не сразу заметила этот ужас, а когда британец подвел ее ближе, невинно спросила:

– Это что, качельки?

– Да, милая, – в тоне капитана не скользнуло ни намека на эмоции, словно он собирался просто выгулять собаку. – Сейчас ты на них покачаешься.

У меня чуть второй раз не случился приступ. Позабыв о страхе и боли, я рванулся к ублюдку и вскинул руки.

– Да вы совсем с ума сошли?! Это уже ни в какие ворота не лезет!

– Присяга, – холодно проскрипел Даллас. – Немедленно. Детей в городе еще полно. Не вынуждайте брать грех на душу.

– Да вы издеваетесь?.. – я обхватил голову и повернулся к студентам. – Вам что – и этого мало, чтобы засунуть гордость поглубже в гузно?!

Из последнего ряда протиснулся пухляш, с которым я познакомился во время «тренировки», завел левую руку за спину, а правую поднял около уха. И первым произнес:

– Я, Клаус Бейкер, клянусь верой и правдой служить делу Короны и ее посланника, пока он не освободит меня от сего бремени.

Какое-то время царила напряженная тишина, но стоило одному начать, и лед тронулся. Студенты выходили из строя один за другим и приносили присягу, стараясь не смотреть в глаза и налетчикам, и друг другу. Так продолжалось до тех пор, пока у лестницы не осталось пять чародеев – три парня и две девушки – во главе с дерзкой бунтаркой. Эти решили стоять до конца, хотя всем уже стало очевидно, что бой окончательно проигран.

– Что же… – Картер глубоко затянулся и кивнул. – Я вполне удовлетворен итогом. А этих смутьянов – в наручники и на Старблейд, пусть с ними потолкуют ребята из разведки. В Мексике и Турции они научились таким приемам, о которых не слышали даже тауэрские палачи.

– Тогда я иду с ними, – Алина шагнула вперед. – Как проректор по воспитательной работе, я несу прямую ответственность за их поведение.

– Похвальная жертва, – Даллас ухмыльнулся. – Хоть и глупая.

– Господа! – я встал между спорщиками, точно рефери на ринге. – И дамы. Давайте не осложнять себе жизнь. Сэр Картер – дайте нам времени до утра. Обещаю – завтра с присягой проблем не возникнет.

– Она уже возникла, – капитан выдохнул сизую струйку мне в лицо. – Эти люди готовы пожертвовать жизнью ребенка ради своих убеждений. Из таких вырастают крайне опасные мятежники, так что по-хорошему надо пристрелить их на месте. Я же из уважения предлагаю их просто изолировать. Понимаю, что вы хотите спасти всех, господин Романский. Но войн без потерь не бывает. И чем раньше вы это поймете – тем меньше людей потеряете.

– И все же я хочу попытаться. И прошу о единственном шансе.

– Я могу дать и больше. Но не имею привычки вручать подарки просто так. Иначе мою щедрость примут за слабость, а слабость – это смерть для вожака.

– Два пуда, – как можно громче произнес в ответ, стараясь не сорваться на крик, но в то же время, чтобы услышали офицеры. – Мы добудем завтра двойную норму.

– А если нет? – толстяк сощурился, прицениваясь к предложению.

– Тогда делайте с ними, что захотите, – неожиданно в моем голосе скользнула неприкрытая злость. – Только сперва определитесь, вы пришли сюда за кристаллами, или же за утолением своих садистских наклонностей.

– Садистских? – обветренные и жесткие как у воблы губы расползлись в надменной улыбке. – Сейчас я обращаюсь с вами практически как с равными. Но если вы не ответите взаимностью, то в самом деле узнаете всё о моих наклонностях. Однако манород для меня важнее мести, так что я принимаю ваше предложение. Два пуда и присяга в обмен на мои милосердие, великодушие и безграничное терпение. Но если не сдержите слово – пеняйте на себя. Пойдем, милая, – Даллас многозначительно погладил притихшую девочку по макушке. – Возможно, мы зайдем к магам в гости еще раз.