– На колоске ни одного зернышка не осталось – утки пожрали всё! – громко сетовала она.

Аслимат и Убайдат, которые возвращались от родника, положили свои кувшины возле машины. Они тоже хотели проводить Сакинат. Возле Убайдат, одетой неброско, Аслимат выделялась хотя и не новым, но нарядным белым платком, покрывающим голову. Аслимат хотелось, чтобы все видели, как она счастлива, что в скором времени будет её свадьба. Остаться на свадьбу Аслимат и Ахмеда у Сакинат не получалось: свадьбу отложили потому, что умерла их престарелая близкая родственница и нужно было выдержать срок траура.

Наконец, собрались все отъезжающие. Мама, свекровь, тётя Умукурсум, сестра и подруги на прощание обняли Сакинат. Старик, который собирался лечь в районную больницу, занял кабину, а колхозники залезли в кузов. Али легко вскочил в кузов со стороны колёс и подал руку Сакинат, чтобы помочь ей подняться. Сакинат застеснялась и покраснела как помидор, села на место, которое ей показали, и сидела не шевелясь, пока машина не тронулась. Нагнувшись через борт машины, Али прощался за руку со всеми мужчинами. Брат Хасбулла поднялся на колёса и через борт помахал Сакинат рукой. Все расселись по местам, и только Али стоял, проявляя уважение к старшим. Ветер играл с его красивой шапкой. Машина просигналила и тронулась. Абидат заплакала, вытирая слёзы.


* * *

Хотя Али женился, выполняя волю родителей, у него и в мыслях не было брать с собой Сакинат. С рождения не подумавший своей головой, привыкший, чтобы за него родители думали, ни разу самостоятельно не поевший, он не только не знал, как добиться желаемого, он представления не имел, чего же именно он хочет. Это была проблема, которую никто не смог бы решить. И вот, когда он собрался в Ленинград, мама и папа сказали ему, чтобы он взял с собой жену. И на этот раз Али, ни о чём самостоятельно не подумав, по привычке, послушался родителей и забрал с собой Сакинат.

Оставив позади горы, которые снизу казались туманными облаками, машина добралась до пылающей жаром равнины. У районной больницы высадили больного старика, и мужчины организовали для Сакинат место в кабине. Прежде она выезжала из села в район единственный раз, чтобы получить паспорт. Равнина, асфальтированная дорога, жар, поднимавшийся от асфальта, – всё её удивляло. В кузове она почти не открывала глаз от клубящейся пыли, которая поднималась из-под колёс, а теперь вовсю смотрела из кабины кругом, запоминая всё увиденное.

Встречались на равнине и не асфальтированные участки дороги, от которых поднималась пыль, едва по ним проезжали машины. Горцы, покрытые дорожной пылью словно мукой, остановились у придорожного родника, когда машина из села Шалда достигла асфальтированной дороги. Родниковая вода оказалась хорошей и чистой, как из сельского родника. Возле родника путники почистили себя от пыли и помылись. Устроившись перекусить под большим дубом, они вытащили гостинцы, взятые с собой в дорогу. Привыкшие к прохладному климату, горцы даже в тени обливались потом, лица их покраснели. Ни воздух, ни климат равнины не нравились никому из них. В такой жаре родник с холодной водой казался им истинной благодатью.

На ночь Али и Сакинат остановились в кутане у дальних родственников Али. В их доме были две комнаты с низкими потолками, построенные из саманных кирпичей. Кроме Сакинат и Али, в доме остановились переночевать ещё несколько мужчин. В кутане было всего несколько хозяйств, где постоянно жили хозяева. Все, кто приезжал с гор, останавливались у них. В духовке, которая располагалась перед домом, под навесом, покрытым камышом, хозяйка в скором времени испекла несколько аппетитных хлебов. И хозяева, и гости сели кушать под дубовым деревом перед домом. Стол изобиловал свежими фруктами и овощами, которые очень любят горцы: помидорами, огурцами, виноградом, арбузами и дынями. До тех пор, пока хозяйка закончит свои дела, Сакинат присматривала за детьми, один из которых, совсем маленький, тихонько посапывал в колыбели. Хозяйка с двумя детьми и Сакинат легли спать в одной комнате, а все мужчины – в другой, расположившись в ряд. Ночью Сакинат совсем не спала: комариный рой, напавший на свежую горскую кровь, нелегко было остановить.