– Сахарницу купила?

– Купила, – ответила я сухо.

– Молодец, – выронила она вяло и тоже, держась за стену, поплелась в комнату, в которой уже храпел на всю квартиру отчим.

Они уснули.

Придя в себя, я вышла из квартиры и занесла домой брошенные на лестничной площадке пакеты с продуктами. Занесла их в кухню, оставила у холодильника и только после этого пошла в свою комнату, где оставила Катю.

Сестра уже не плакала, но сидела с зареванным лицом. Красными глазами смотрела на меня, не мигая.

– Папа тебя тоже бил? – спросила она, отрывисто дыша после недавней истерики. – У тебя шея красная.

– Не бил, котёнок. Это мама так за шею мою держалась, пока я её поднимала с пола, – я с трудом натянула на губы улыбку. Присела перед сестрой на корточки, стянула яркую зеленую резинку с кончиков её волос и по новой заплела пучок на макушке. – Голодная?

– Я хотела покушать, но папа начал бить маму…

– Что приготовим? – отвлекла я её от разговора, вновь вызвавшего у неё слёзы.

– Бутерброды в микроволновке.

– Хорошо, – кивнула я. – Ты посиди пока здесь. Я уберусь на кухне, и мы с тобой приготовим бутерброды.

– Я с тобой хочу, – встала тут же Катя с постели и воинственно утёрла остатки соплей в носу тыльной стороной ладони.

– Хорошо, – согласилась я, понимая, что одной в комнате ей теперь будет страшно. – Вместе уберемся и вместе приготовим.

В прихожей я сняла ботинки и куртку. Заглянула в комнату родителей. Они спали и, судя по всему, проспят до утра в таком состоянии.

Закатав рукава толстовки, я зашла в кухню, где Катя уже начала уборку, скидывая грязную посуду в раковину.

– Кать, раскидай продукты из пакетов в холодильник и по ящикам. А я посуду уберу.

– Ладно, – сестра присела к пакетам и начала разбирать шуршащие упаковки, пока я убирала со стола остатки закусок в виде стрёмного сала, банки соленых огурцов, шпротов и черного хлеба.

Всё это беспощадно полетело в мусорное ведро, ибо доедать это было противно.

Пустые бутылки туда же. А вот недопитую в холодильник на дверцу.

Опыт со сломанной рукой в двенадцать лет теперь не позволяет мне выливать алкоголь в раковину или унитаз. Удивительная способность алкашей – даже в самом убитом состоянии помнить наутро, сколько у них осталось выпивки.

Я помыла посуду, протёрла полы на кухне и в коридоре до самой комнаты родителей, избавляя квартиру от кровавых следов. И вылила из кастрюли сваренный матерью в пьяном угаре суп с макаронами, которые разварились настолько, что превратили суп в кашу с луково-морковной зажаркой.

Катя в это время нарезала колбасу, сыр и помидоры кубиками, а я затем смешала всё это с майонезом и кетчупом, и, положив, на ломтики хлеба, отправила в микроволновку на несколько минут.

– Ты пришла со школы, они уже…? – спросила я тихо, имея в виду родителей, пока мы с Катей ужинали в моей комнате.

– Ага, – кивнула она. Доела свой последний бутерброд и посмотрела на оставшийся мой.

– Кушай-кушай, – придвинула я к ней тарелку. – Я на работе недавно перекусила. Не голодная. – Разумеется, на работе я ничего не ела. А после случившегося и есть-то не хотелось. – Ты уроки сделала?

– Математика только осталась. Я сама не смогла, а мама помочь не захотела.

Я мельком глянула на часы. Уже почти полночь.

– Давай, я тебе помогу, и будем спать.

– Можно я у тебя останусь, Алён?

– Конечно, можно. Доставай учебник, попробуем что-нибудь сообразить.

За двадцать минут мы с Катей справились с её домашним заданием. Проверили, что она готова к завтрашним урокам, и только после этого, приняв душ, Катя легла спать в моей комнате.

Подождав, когда она уснёт, я выбралась из кровати и села на пол рядом с ней с ноутбуком, который купила в прошлом году сама и теперь прятала от отчима, чтобы он его специально не сломал. Как предыдущий.