Даже вещи и те вспоминаются по-иному. Хозяева идут прицепом. Пример? Да пожалуйста! Мотоцикл ИЖ-49. Фара была, но не работала. Он не бибикал, гремел как ведро с болтами, имел только первую и четвёртую скорость и, соответственно, без тормозов. Кто будет рулить на этом пепелаце? Ой, да навряд ли кто! Но горный мастер Юрка Бегиль отважно на нём рассекал. Но только днём. Фара-то не фурычит. А отсутствие сигнала заменяло махание рукой людям и крики «кыш» и «атас».

И отсутствие тормозов для Бегиля не имело никакого значения абсолютно. К точке остановки он приходил с выключенным мотором. Притормаживая «лаптем». Или находил стенку ближайшего строения. Шахтоуправления допустим. Это какой же нужен был точный расчёт для таких манипуляций! Космонавты нервно курят в сторонке. Но однажды глазомер дал сбой. И пришлось «ковбою» немного побюллетенить. Слава богу, всё прошло в лёгкой форме.

А что стоила объяснительная Антона Шелуха? Её специально повесили в раскомандировке, чтобы народ спускающийся в забой приступал к работе в хорошем настроении. Дело было так: Антон должен был дежурить в «помойке», в зумпфе то есть, седьмого ноября, в День Великой Октябрьской Социалистической Революции. Автоматика-то автоматикой, но присутствие человека было обязательным. А вдруг какой сбой? Тогда мощные насосы-трёхтысячники надо было запускать вручную. Да и вообще, мало ли что! Но в тот день человек, стоявший там на вахте, Антона не дождался. И позвонил по команде:

– А что, меня сегодня менять не будут? Или причина какая? Предупреждать же надо. Тогда моей сообщите, чтобы хоть бутербродов прислала с кем-нибудь. Так и с голоду помереть можно.

– Стоп! – удивился дежурный по смене. – А разве Антон тебя не сменил?

– Тот самый случай! Уже два часа лишних стою. Нет Антона.

Дежурный послал человека найти Антона. Тот побежал и нашёл. Лежал он, любезный, в обнимку со своей гармошкой в одном из дворов на крышке угольного ларя. И мирно сопел, пьяно улыбаясь во сне. Нашли другого шахтёра. Меня то есть. И, поскольку я только ещё готовился праздновать, направили в шахту. Одно утешение, что праздничные оплачиваются вдвойне. А после праздника Антона заставили писать объяснительную. Дабы знать причину его невыхода на работу. Вот этот исторический документ. Буква в букву: «Я, Антон Шелуха, не вышел на помойку в седьмого ноября по очень уважительной причине. Так как играл на гармошке. Веселил рабочий люд!»

Через двадцать с копейками лет, живя уже в Приморье, в рамках фестиваля авторской песни, который ежегодно проводится в «Сахалинском Париже», Александровске то есть, я снова побывал в тех краях. И стало грустно. Нет, я конечно понимаю, что всё течёт, всё изменяется, вырабатываются угольные поля и шахта закрывается. Это аксиома. Грустно стало ещё и потому, что от полного жизнью посёлка остались только мои воспоминания.

Шикарная школа-десятилетка стала лагерем для неполноценных детей. Эстакада, что вела на главную штольню и где был участок внутришахтного транспорта, была пуста. Да и саму штольню замуровали. Клуб зиял выбитыми дверями и пустыми глазницами окон. Остовы каменных домов ещё стояли, а сборно-щитовые развалились. А как иначе, если люди, душа любого жилища, ушли? Правда несколько кирпичных, что возле бывшего шахтоуправления были обитаемы. Автобус из Александровска ещё ходил пока.

Вышел на берег Татарского пролива, где в былые времена мы купались и загорали летом, а зимой ловили навагу. Пирс, столько видевший на своём веку, был разбит штормами. Осталось только несколько ряжей. А сам он был похож на мёртвого динозавра рухнувшего в солёную морскую воду. Всё остальное было на месте: песчаный берег, сопки за спиной, гроты слева в каменном берегу… Справа выбежавший в пролив мыс с маяком «Жонкьер», названным в честь французского мичмана. И на вечной вахте перед Александровским портом скалы «Три брата», символ острова. А над головой крики чаек в сером, давящим на душу, пасмурном небе. Это увидел я много лет спустя. А что сейчас в посёлке Дуэ я не знаю. Но твёрдо знаю одно – дважды в одну и ту же воду не входят.