– Ты сможешь разрешить мои трудности иным путём? Тогда я выслушаю тебя. Если ты как-то отгонишь орды урмов от границ Армаланта. А если нет – ты можешь идти искать нужных тебе людей дальше.

– Видишь ли, Артагон, – сказал Сараней, – человек не должен летать, а птица должна – поэтому ей даны крылья. Так же должны быть герои – поэтому человек смертен. Логика очень проста. Ведь никто не знает, умирают ли сильфы своей смертью от старости или только от оружия. Поэтому, когда на Орлиные Горы пришли варвары, сильфы, так дорожащие своим бессмертием, решили бежать без боя. Сильфы в глубине души гордецы и пекутся только о себе. Ты и представить себе не можешь, что дар бессмертия делает с ними. Как они дорожат своим долголетием! Их ничего больше не волнует – лишь бы испить всю чашу бесконечных лет, лишь бы ничто не отняло у них жизнь. Дар старости, которым располагаем мы, люди – это величайший дар. Старость и смерть – вот что заставляет нас быть лучше. Осознание своей смертности, осознание того, что жизнь пройдёт и не останется ничего, кроме великих дел и славных свершений – вот залог счастья. А сильфы лишены его. И в глубине души ненавидят весь мир.

Артагон долго молчал в глубокой задумчивости.

– Всё это так, – наконец, сказал он, – да я и сам не очень-то желаю этого брака. Но у меня нет выбора. Нет больше силы, что поможет моей армии одолеть урмов.

– Но есть Орлиные Горы.

– Что ты хочешь сказать? – насторожился Артагон.

– Как же твой договор с королём Орлиных Гор? – спросил Сараней.

– С этим варваром? Неужели ты всерьёз подумал, что я буду держать слово, данное варвару десять лет назад? И отдам свою дочь за его сына-дикаря… за этого… как его там?

– Его зовут Грай.

– До чего глупые у них имена! – усмехнулся Артагон. – Ноги этих варваров не будет здесь больше! Да, они предложили свою помощь, но представить себе, что моя Мэла попадёт в постель к дикарю, и внуки мои будут наполовину варвары – лучше уж Ничто.

– Но Мэле мог бы прийтись по сердцу отважный рыцарь Орлиных Гор. Он не этот неженка Юмиль. Неужели ты не знаешь свою дочь!

– Ты назвал его рыцарем? Мне смешно. Они безмозглые дикари, а не рыцари. Да, я заключил с ними договор, пусть они пока отвлекают орды Чёрного Рога. А мы разгромим и тех и других, когда объединимся с сильфами. И с мёртвыми договор уже не нужен.

– Ты слеп, Артагон!

– Сараней, – король встал и пошёл к выходу, – разговор наш закончен.

***

После трёх дней голода пленный урм стал сговорчивей. Он согласился показать ход через топи, и взамен получил опалённую на костре болотную крысу. Никогда ещё Грай не видел, как крысу поедают со стоном наслаждения. Урм облизал пальцы, блаженно отрыгнул и сказал:

– Так годится.

– Куда мы идём? – спросил Торбор. – И когда пройдём эти чёртовы топи?

– Напрямик к Золотому лесу, – проворчал урм, – пять дней пути. Потом большая река. Там люди.

– Смотри, – рыкнул Торбор, сжав рукоять меча, – заподозрю неладное – башку с плеч!

– Можно подумать, люди справятся одни, – засмеялся урм, и тут же получил коленом в живот.

– Смеяться будем мы.

Тропы как таковой через болото не было – не ходили тут купеческие караваны, не маршировали армии, да и в гости друг к другу болотные упыри наведывались не часто. Урм скакал через лужи, царапал шкуру в буреломах и зарослях осоки, злобно скалясь. Его держали на верёвке со связанными руками, но он сам рвался вперёд.

Грай надеялся, что урм понимает – чем быстрее он проведёт их через топи, тем лучше будет ему самому. Грай и впрямь решил отпустить его, когда они выйдут в земли людей. У рыцарей Орлиных Гор было прямое и священное представление о данном обещании. Если он сказал, что отпустит пленника, значит, отпустит, и лишние залоги и убеждения были ни к чему. То же было и с обещанием жениться на Мэле, которую он и не видел даже…