– лишь зверьё пировало на останках в ночи…

Пленных по ритуалу принесли сразу в жертву[57]: жрицы в белом, седые, горло резали им и в священные чаши римлян кровь выпускали, мы ж оружие вражье снова бьём и крушим, и потом в этом виде по священным болотам мы его утопили, как обычай гласил. А Арминий с гонцами в отдалённые земли слал победы трофеи и поддержки просил. Хаукам на побережье он орла[58] отсылает, на восток маркоманам Вара голову шлёт, но напрасно подмоги ожидает оттуда – даже в племени нашем начинался разброд.

Родня и слава

В этот год умыкнули у Сегеста мы дочку, и Арминий с Туснельдой свадьбу тут же сыграл, не подумав, что тесть-то не простит нам обиду – тот обманом и силой дочь назад отобрал и свою верность Риму доказал, в плен отдавши им Туснельду с приплодом, что так зять ожидал – так Туснельда рабыней на чужбине пропала, там родившийся сын их в гладиаторах пал[59]

Через шесть лет повторно мы, херуски, собрали всех, кто верил в удачу, и Арминий вознёс кланы к новой победе: враг бежал, мы б добили, но важней оказалось грабить римский обоз[60]. Рим потратил год, чтобы наскрести из последних сил армаду и войско, и они к нам пришли – много крови пролилось, мы упорно держались, и они отступили на свои корабли[61]. Тут-то боги, услышав, что резнёю в селеньях Рим решил, как и многих, устранить нас с земли[62], разметали армаду в нашем Северном море – и её лишь остатки в Кёльн по Рейну дошли[63].

Позабыл Рим на этом в наши земли дорогу[64], но Арминий во славе многим стал вдруг немил – маркоманам богемским мы урок преподали[65], свой же, Ингомер-дядька, нож коварно вонзил[66].

Так погиб наш Арминий молодым, в тридцать семь лет, в полководцах двенадцать славных лет проведя, и стоит на вершине он горы Гротенбургской с новым именем немца, своего не найдя[67].

А на цоколях римских[68] женский образ скорбящий есть, и, хочется верить, что с Туснельды самой был он взят. Позже немцы на волне германизма в нём Германии символ усмотрели немой. Да хранится в музее серебро, на котором за последним застольем Вар всех наших поил и, смеясь над Сегестом, перед памятной битвой он за сутки до смерти за Арминия пил[69]


КАПИТОЛИЙСКАЯ ВОЛЧИЦА

(сказание венеда-вандала о Риме)

Венеду Стилихону должен Рим
Был памятник поставить за заслуги,
А не казнить, но так судьба нас с ним
Определила к музе Клио в слуги.
Он императору родня и опекун,
И варваров держал в повиновенье,
И побеждал, и шёл на соглашенье,
Но при дворе всегда сильней шептун…
Отмщён он будет трижды: в тот же год
Я шептуна Олимпия прикончу,
Впервые Рим захватит визигот,
Король Аларих, и возьмёт, что хочет.
Теперь Рим защищают и берут
Лишь варвары… Так явятся венеды
И в две недели в знак своей победы
Добычу соберут и увезут.
И постепенно наступил конец,
Империи на Западе не стало,
И даже варвар не поднял венец,
А королём своих он был по праву.
Каким злым роком вызван Рима крах,
Кто к истязанью наградил любовью,
Что заставляло упиваться кровью
При не жестоких в общем-то Богах?..
Не от ударов варваров он пал,
Не греческой культурой был изнежен —
Великий Рим совсем другим страдал,
И он самим собою был повержен.
История скопила снежный ком
Причин различных для его паденья,
Но стал судьбою с самого рожденья
Порок, что передался с молоком.
Волчица, потерявшая приплод,
Двоих мальчишек, как волчат, вспоила,
И древний Рим, который с них пойдёт,
Так волчьей жаждой крови наделила.
Волчица утолила свой инстинкт
И отомстила людям за обиду,
Потом её совсем убрал из виду
Веков хитросплетенья лабиринт.
Этрусков, в Апеннинах с древних лет
Гиперборейских выходцев осевших,