Ему следовало возвращаться на острова драконов, а письму… письму следовало спешить к своему адресату.

«Да, братец, сглупил ты основательно, – думал при этом Снерш. – Позволить своей мереш писать подобное, да ещё лично мне в руки отдавать».

Конечно, Снерш знал содержимое письма, что некогда Омико Иви ван Крауд написала своей сестре. И да, Сабрину оно в своё время успокоило. Омико не писала про ежедневные пытки или что-то подобное, что эта глупышка уже себе напредставляла. Но вместе с тем каждое предложение было пронизано безнадёжностью и отчаянием. Слова складывались в крайне тоскливую картину, в которой лишь встреча сестёр позволила появиться лучику надежды. Лишь слепой не увидел бы между строк, сколь невыносимой кажется девушке её новая жизнь. Но… Зарраха устроило написанное. То ли брат не представлял, что Снерш сможет использовать письмо такого рода, то ли успокоился, что Омико не написала ничего лишнего про его дом.

«Честность и милосердие. Вот твои два камня преткновения», – размыслил Снерш и юрко прошмыгнул мимо «не заметившего» его драконьего патруля.

Если же говорить о дальнейшем, то четырьмя днями позже (в то самое время, как милорд Ортольд Гилберт при свете магических светлячков разворачивал планы Добрграда и кусал ноготь большого пальца в надежде выдумать лучшее стратегическое решение нежели то, к которому пришли его адъютанты) некто в обносках нищего начал просить милостыню, пробираясь меж лагерных палаток. На вид этот человек был сущий старик – морщины исчертили его лицо, как борозды землю, сухонькие ручонки тряслись, в спутанной бороде бегали насекомые. Глаза его смотрели на мир с безучастной мольбой и мало кто решался прогнать тощего бедолагу, не дав корки хлеба. Кто он? Откуда? Для солдат это не имело значения. Ещё один горемычный пришёл на паломничество в Добрград, что ж его и не накормить, что ли? Нелюди кругом разве?

А старичок этот в какой-то момент уселся под раскидистое дерево, прижал к себе дарованные ему объедки и… как будто пропал. Вроде караульные ещё минуту назад недовольно косились, что такое смердящее отребье к офицерским палаткам столь близко подойти посмело и всё. Нет никого.

– Фу, ушёл проклятый, – выдохнул с облегчением один из караульных. Не хотелось ему поднимать скандал из-за такого вот страхолюда.

– Ага, я тож думал сюда направится. Так и видел, что ногой пну в харю его мерзкую.

– Вот что ты, Фёдор. Как будто символа веры на тебе нет, – начал говорить с укоризной первый и говорил ещё много слов, призывающих к милосердию, но этот разговор не имеет для нас никакого значения.

Важнее, что повсеместно известный Ортольд Гилберт, отойдя от натянутой меж двух столбиков карты, вернулся к расстеленным на столе чертежам и… вдруг увидел поверх них мятое грязное письмо.

– Моей милой Сабрине, – прочитал он и взгляд его зацепился за глупые завитушки.

Руки молодого маркиза тут же начали подрагивать. Ему даже пришлось встряхнуть ладони, чтобы унять их дрожь и всё же поднять конверт. После чего Ортольд начал дотошно рассматривать послание. Поверх ранее сорванной печати была другая, но тоже синяя. А синий сургуч являлся исключительно привилегией драконов. Кроме того, неизвестно, какой оттиск был на прежней печати, но на новой чем-то острым была выведена буква «С».

Снерш?

«Да, если речь о Сабрине, то не иначе Снерш», – размыслил Ортольд и, не испытывая никаких сомнений, вскрыл письмо. Секундой позже глаза мужчины быстро заскользили по строкам.

– Боги, да на какую же судьбу я обрёк тебя, любимая, – горько прошептал несчастный маркиз, когда закончил чтение. А затем он не сдержался и поцеловал бумагу. На миг она показалась ему благословенной, ведь её касались руки его жены.