Девочки, пользуясь тем, что папа на больничном, стали спрашивать его, хочет ли он стать учителем, а когда выяснили, что он им уже стал – что именно он преподает. И слово за слово – что такое информатика и как работает компьютер. Я застала их за просмотром фильма про компы, а потом – за решением каких-то задач. Да, с эмоционально-волевой сферой у девочек, конечно, швах, зато мозги им папа сейчас прокачает так, что шляпки с плюмажем к лету малы станут.
Таня на прогулке – когда не скандалит – всегда любезна и предупредительна: вылезает из санок в труднодоступных местах и даже помогает мне их провезти. Говорю ей: «какая ты милая, когда не вопишь, и какая противная, когда скандалишь! Почему так?» Таня затруднилась с ответом, а Маха нашлась: «мама, ну ты же понимаешь, что человек не может быть всегда одинаковым!» Кажется, я знаю, кто защитит мой диссер, если этого не сделаю я))
Таня переопылилась с папой, проснулась коньюнктивитная, и гулять мы пошли с одной Махой. Маха бойко форсирует сугробы, а дома прошла задним ходом уже всю диагональ гимнастического ковра, а не половину, как вчера. Походкой Майкла Джексона. Я от нее балдею.
А Таня болеет идеально – сидит тихо с книжечкой, только успевай снабжать ее новыми по мере прочтения старых. Маха, заразившись примером, тоже стала читать книги сама, но пока еще берет более простые – журналы, небольшие книги с большим шрифтом, а толстые тома еще не поглощает. Но начало положено.
Единственное, что для Тани проблема – закапывать в глаза. Она уговорилась еле-еле, после 15-и минутных воплей и страданий, и то при условии вознаграждения. И папа привез ей из аптеки крошечную плюшевую собачку, которая теперь закапывает ей глаза сама. И Таня этого ждет и сама напоминает, что пора капать. Ну разве может один человек быть настолько разным?
И растущие стулья оказались в тему. Маха на своем сидит идеально ровно – как нигде больше. Конечно, после моего живительного пинка и энергичного объяснения, как именно на нем должно сидеть и куда ставить ноги.
Маха стащила со стола шоколадку, распаковала ее и за три секунды сожрала половину, пока Таня успела прибежать и сказать мне об этом. Я отобрала остаток, сделала Махе выговор, оставила ее без ужина во избежания проблем. А Таня негодовала на меня: «не обвиняй мою сестру!» Ну, во всяком случае постепенно проясняются причины, по которым у нее может болеть живот. Маха, конечно, рыдала, уверяла, что она «случайно ее съела» и больше не будет. А я больше и не дам. Все спрячу.
Спрашиваю Таню, как у нее самочувствие. Она говорит: «я сегодня неизящная!» Прекрасное определение нездоровья!
Маха закидывает обе руки за голову и тянет локти вверх: «мама, смотри, как я умею! Это упражнение называется „бантик“!» Маха делает тучу всяких упражнений, и все они имею названия, так что понятна ее изобретательность по этой части.
Маха сидит рядышком, я говорю: «хочется чота нового…» Маха смеется: «хочется чудного?» Чудное у меня и так уже есть, в двух экземплярах.
Ночью к общему больничному присоединилась Маха, и сделала это в своем стиле – вопила и никому спать не давала часа два. Сначала у нее голова болела – и было от чего, Маха, если уж температурит, всегда жарит от всей души. Дали ей нурофен. Голова прошла, температура спала – но теперь Маха бузила, что ей не спится. А когда она наконец отрубилась, отрубилось и электричество, проснулась Таня и стала скандалить, что она в темноте спать не может, не будет и никогда не станет. И тоже куролесила час точно. Дети это счастье, да.
Днем праздник продолжился. Когда девочки не гуляют, они буйные, а когда они не гуляют по причине болезни, они буйные вдвойне. Днем они не спят никогда, сон даже ночью для слабаков, про день и говорить нечего. А раз Маха жарит, то и позаниматься с ней толком не получилось. Сплошное буйство и мультики, изредка разбавленные книжками. Тане уже вроде немножко получше, она строжит Маху: «не ной, Маня! Не ной!» Но в целом, ноют они сегодня в равных пропорциях.