– Говорят, что если кот, выпав из окна, стукнется носом, он перестанет чувствовать запахи. Так вот я – кот, стукнувшийся носом. Это не те серкеты, не та Пустошь. Не то место. Что мне делать, мастер Амру? Я запутался и ничего не понимаю. Мне кажется, я никогда не смогу больше учиться.

Сравнение с котом Арлингу понравилось, но как помочь Цуфу он не знал. Разве что снова процитировать учителя, который вспоминался ему так часто, словно специально думал о нем все это время.

– Человек учиться всю жизнь, Цуф, – сказал халруджи, прислушиваясь к голосу имана внутри себя. – Сначала он учится, но из этого ничего не выходит. Тогда он полагает, что и он сам, и другие ничего не умеют. Я был таким до того, как попал в Сикелию. На этом этапе человек ничего не стоит. На следующем пороге человек все еще бесполезен, но он уже умеет ощущать собственные недостатки и способен видеть недостатки других. Продолжая учиться дальше, он начинает гордиться своими способностями, радуется похвале других и сожалеет о недостатке способностей у друзей. Этот человек ценен. Но это еще не конец. Он учится снова, и…

– И… – повторил Цуф, потому что Арлинг, задумавшись, замолчал.

– На высшем этапе человек выглядит так, словно ничего не знает, – закончил халруджи, поняв, что должен сделать. – Вот, держи.

Он протянул Цуфу мешочек, который слишком долго хранил у сердца. Пора было им расстаться.

– Что это? – спросил ученик Аттея, с интересом разглядывая мокрую вещицу.

– Не развязывай. Хорошенько высуши и возьми с собой, когда отправишься на Испытание. Это прах моего лучшего друга. Его звали Беркутом. Он был Скользящим, тем самым, настоящим серкетом, о котором писал Махди. Возможно, он был последним. Найди себя, Цуф. И запомни. Если будешь держать свой дух высоко, победить тебя будет трудно.

В комнате настоятеля пахло жасмином, гвоздикой и розой. Ароматы, которые возбуждали сознание мощнее, чем чашка крепкого кофе. Сегодня спать не будет никто.

Арлинг ожидал ловушку каждую секунду: следуя за Веором по тайным ходам Пустоши, пересекая лабиринт цитадели, поднимаясь по лестнице. Им никто не повстречался, хотя Регарди чувствовал присутствие серкетов повсюду. Настойка ясного корня, которую он случайно нашел в комнате, где лечили Сейфуллаха, как всегда, оправдала себя, обнажив чувства и обострив внимание. Он позаимствовал у серкетов не только ясный корень, но и другие лечебные порошки, которые при определенном смешивании давали обратный результат. Не зная к чему быть готовым, халруджи взял с собой весь арсенал метательных игл, стрелок и ножей, привезенных из Иштувэга, и сожалел только о том, что не успел обработать их ядом. Потайные карманы были готовы треснуть по швам, но Арлинг решил не пренебрегать ничем. Эта ночь должна была стать последней, и он не знал, сколько врагов придется убить на пути к цели.

Напряжение достигло апогея, когда они приблизились к покоям настоятеля, и обостренный травами слух Регарди уловил голоса нескольких человек – Бертран был не один. Воображение нарисовало армию серкетов во главе с Азатханом, который уже прибыл и успел рассказать, кто скрывался под маской мастера Амру. Но когда дверь распахнулась, и из комнаты появились двое серкетов с кадкой мыльной воды, разочарование было почти непреодолимым. Он хотел драться.

Комната изменилась. По звукам шагов Регарди понял, что мебель сдвинули к стенам, образовав в центре площадку, обставленную свечами и курильницами. Арлинг сомневался, что она была приготовлена специально для него. Многочисленные запахи, которыми раньше не пахли покои Бертрана, подсказывали, что некоторое время назад в комнате находилось гораздо больше серкетов, чем сейчас. Так пахло на Огненном Круге после целого дня напряженных тренировок. Запах пота улавливался с трудом, так как его перебивали сильные ароматы благовоний из курильниц, расставленных по кругу. Нотки жасмина и гвоздики различались легко, но кроме них в комнате витал целый букет цветов, собранных, казалось, со всего мира. Настораживали не эти запахи, а другие – едва уловимые. Сладкий аромат журависа уже выветрился, но его присутствие Арлинг мог определить где угодно. К нему добавлялся и вовсе знакомый запах. Капли крови были тщательно стерты с пола, однако он мог поклясться, что час назад они обильно орошали весь пол.