Марина встала и, сгорбившись, пошла к двери.
– Ты куда? – шепотом окликнула ее Нора.
Арапова оглянулась, в ее глазах метался детский испуг и полная безнадежность.
– Странный вопрос, еду к Косте.
– Сейчас?!
– Да, мне велено явиться на станцию Пролетово, это в Подмосковье, там меня встретят.
– Отправишься одна?
Марина неожиданно улыбнулась.
– А кто мне поможет? В этой жизни каждый сам за себя, герои, способные защитить слабого и обиженного, остались в прошлом. На всякий случай прощайте.
– Погоди, погоди, – засуетилась Нора, – может, тебе денег дать?
– Спасибо, вполне своих хватит.
– Сейчас я велю Шурику отвезти тебя на станцию.
– Ни в коем случае, – отрезала Марина, – меня ждут на моей машине. Знаете, я сразу им сказала, что Ваня не согласится, и получила ответ: тогда приезжай одна – либо он, либо никто. Я к вам пришла… потому… потому, э, сама не знаю почему! Забудьте нашу встречу, считайте, что ее не было. Иван Павлович, извини меня.
– Что ты, – неожиданно тыкнул я Марине, – о чем речь!
– Не должна была я даже предлагать тебе такое.
– Ну… ерунда.
– Еще раз прости, я поступила крайне эгоистично.
– Да, да, – закивал я.
– Погоди, – воскликнула Нора, – а где Аня? Девочку ты куда подевала?
– Сказала ей, что на пару дней отправляюсь в больницу, к Косте, – равнодушным голосом пояснила Марина. – Велела дочери не высовываться, оставила с ней домработницу. Если мы с Костиком вернемся, заживем по-старому, денег я еще накоплю, а коли нас убьют после получения карточки… Ладно, не следует думать о плохом! Я вернусь! С сыном! Вас же прошу лишь об одном: извините за доставленное неудобство и никогда никому ни при каких обстоятельствах не рассказывайте о нашем разговоре. Могу я надеяться на ваше молчание?
Мы с Норой разом кивнули.
– Спасибо, – ровным, дикторским голосом докончила Марина, – я всегда знала, что вы благородные люди, не чета остальным. Прощайте.
Маленькая фигурка со слишком прямой, словно накрахмаленной, спиной и гордо вскинутой головой направилась к двери. На ярко блестящих, уложенных в дорогой парикмахерской волосах играли блики света от хрустальной люстры, украшавшей кабинет Норы. Мне стало не по себе, наверное, вот так, отчаянно выпрямившись, Жанна д'Арк поднималась на кучу хвороста, возле которой стоял палач с зажженным факелом. «Я всегда знала, что вы благородные люди, не чета остальным». Внезапно я словно раздвоился, одна моя половина вжалась в кресло, отчаянно повторяя: «Ничего, все в порядке, чеченцы честные люди, возьмут деньги и вернут Костю, они с Мариной приедут в Москву. Сиди, Ваня, не рыпайся». Но вторая половина вдруг умылась стыдом, покрылась потом и неожиданно произнесла:
– Я еду с тобой.
Марина замерла, потом обернулась, на ее личике Барби возникло такое выражение, словно она встретила инопланетянина.
– Что? Повтори!
Первая половина Ивана Павловича попыталась заткнуть рот второй, но потерпела неудачу: дрожа от страха, ощущая полнейший душевный дискомфорт и невероятное желание оказаться сейчас в ста километрах от кабинета Элеоноры, я с огромным трудом вымолвил еще раз:
– Еду с тобой.
– Ты хорошо подумал? – воскликнула Нора.
Я обернулся к хозяйке.
– Нет, если я стану размышлять на эту тему, то точно струшу. Лучше прыгнуть в ситуацию, как в реку, вниз головой, авось выплыву. Сколько у меня есть времени на сборы?
Марина глянула на часы.
– Семь минут, ничего брать с собой нельзя, и лучше переоденься.
Огромным усилием воли переставляя налившиеся свинцом ноги, я, тоже старательно выпрямившись, пошел в свою спальню.
– Блин, – ударил в спину голос Норы, – просто офигеть! Меньше всего я предполагала, что он окажется способен на такое!