– Вот и ладушки, – облегчённо вздохнул дед, а потом уважительно покосился на мои ножны и спросил: – Небось, клинок булатный?

– Да, – подтвердил я. – В Эсфахане самим Ахмедом ас-Самитом выкован. Показать?

Неклюд охотно закивал головой, и я вытащил меч. По тёмному холодному телу клинка шёл замысловатый повторяющийся узор из светлых непрерывных завитушек. Меч отразил луч солнца, падающий из распахнутого окошка, и яркие блики сразу заплясали по стенам избы.

Я осторожно согнул меч в четверть дуги и плавно разогнул. Клинок остался таким же ровным. А пёрышко, опустившись на острие клинка, распалось на две половинки.

– Поди, такой меч дорого стоит? – продолжал допытываться Неклюд.

– Очень дорого, – подтвердил я, вспомнив, сколько золота пришлось отдать кузнецу.

– И владеешь им, поди, неплохо?

– Никто ещё не жаловался, – несколько двусмысленно ответил я, вкладывая меч в ножны.

– Ну и хорошо, – подытожил Неклюд. – Устраивайтесь пока. Я вам мешать не буду.

…Против моих первоначальных планов, в Муроме пришлось задержаться. Мы не смогли отыскать для Ильи ничего подходящего по размерам: ни шлем, ни кольчугу, ни щит, ни меч. Пришлось всё заказывать у местного кузнеца. Да ещё седло приличное для Бурушки, да сбрую.

После размещения всех заказов у нас не осталось ни одной шкуры. Зато, к моему облегчению, в Муроме очень даже охотно брали бухарские дирхемы и динары, проявляя неплохую осведомлённость об их реальной стоимости. Но, вообще-то, к моей выгоде, здесь всё оказалось намного дешевле, чем в Эсфахане, или в Бухаре. Так что я воспользовался возможностью и обновил всю одежду и теперь снова выглядел так, как завещано предками. Только для кулаха не смог найти подходящего тонкого войлока. Не остался без обновок и Илья. Ему мы заказали пошить сапоги, сразу две пары, поскольку готовых такого размера, я мыслю, во всём Подлунном мире вряд ли бы сыскалось.

– Пора отвыкать от лаптей, – подкрепил я такой заказ рассуждением, – ибо, пока спокойно едем, пусть будут лапти. Так и быть. Но в бой, да на коне, – только в сапогах с каблуками. А к ним привыкнуть надо. Так что, последние дни ходишь как смерд.

Пришлось Илье согласиться.

Но тут на второй вечер пребывания побратим взмолился:

– Федь, а Федь! Пойдём в корчму! Там, говорят, так здорово! Разные интересные люди собираются.

Я поддался его уговорам, и как выяснилось – зря. Корчмой оказалась огромные (по меркам Мурома) хоромы, в которых можно было за деньги поесть и выпить.

Я вообще плохо отношусь к подобным заведениям, предпочитая отдыхать либо в домашней обстановке, либо в кругу друзей, но никак не в компании с незнакомцами.

Предчувствия меня не обманули. Уже в скором времени за наш стол подсели четверо мужичков разбойного вида и принялись усердно подкатываться. Вопросы их мне очень не понравились, и я старался отвечать уклончиво. Зато Илья разливался соловьём, выкладывая всё как на духу. Как я ни пинал его под столом, Илья лишь обижался:

– Ну, ты что, Федь! Я ведь правду говорю. Так вот, слушайте дальше, взял я и столкнул тот камень в реку.

На эти слова засмеялись все, кто пришёл в корчму. А я с неудовольствием увидел, что в зале уже буквально апельсину некуда упасть. И все прислушиваются к речам моего побратима.

Больше всех смеялся кривой из той четвёрки, что устроилась за нашим столом:

– Ну ты и враль! Чёртов камень столкнуть в Оку сумел!

И все опять принимались гоготать.

Илья начал обижаться, но заметил это только я. Тут-то кривой и напросился, обратившись к побратиму:

– И кто только родил тебя, дубину стоеросовую! Соври ещё что-нибудь!