– Это он! Это он! – закричала Саджо.

– Да, это сигнал нашего отца, – с трудом сохраняя спокойствие, подтвердил Шепиэн.

И, забыв обо всем, он вместе с сестренкой бросился в хижину.

– Теперь скорее за работу! – скомандовал мальчик.

И, несмотря на то что челн был еще очень далеко и ожидать отца можно было не раньше чем через час, в хижине пошел дым коромыслом. Дети подбежали к полке, уставленной горшками с вареньем из голубики и земляники. Саджо делала эти запасы ежегодно, но в этом году она впервые сварила варенье сама, без чьей-либо помощи, а так как девочка много потрудилась, то варенье получилось очень вкусным, и теперь ей хотелось убедить себя, что она давно овладела этим искусством. Затем они поставили на плиту большой чайник, потыкали длинной вилкой оленину, чтобы узнать, готова ли она, снова бежали к столу, еще раз возвращались к печке, метались взад и вперед – словом, вели себя так, как обычно ведут себя дети в подобных случаях, независимо от того, богаты они или бедны, принадлежат ли к королевскому роду или же они просто маленькие индейцы.

И когда наконец наступил долгожданный момент и желтое каноэ с настороженным птичьим глазом и виляющим хвостом врезалось в песчаный берег, все заговорили в один голос.

Не успел Гитчи Мигуон выйти из челна, как он уже сжимал одной рукой две детские руки; другую он почему-то держал сзади. Он пытался ответить на все вопросы сразу, и лицо его, которое бывало иногда таким суровым, сияло веселой улыбкой, когда он заговорил:

– Дети, дети, подождите, дайте же мне сказать… Да, я здоров… Метисов не видел, нет – наш охотничий участок в порядке… Да, еще как скучал! Но теперь уже мы вместе. Ну, с днем рождения, Саджо! С днем рождения, дочка!

Только теперь он протянул вперед руку, которую держал за спиной. В ней была берестяная корзинка с плетеной ручкой из кедровой коры.

– Смотрите! Это тебе подарок, Саджо. Ко дню рождения.

Охотник отдал корзинку дочери, предупредив, чтобы она несла ее очень осторожно. Потом он обратился к сыну:

– Тут и для тебя, Шепиэн, – их там двое.

– Двое? Кто же это там, отец? – спросил Шепиэн, следуя за сестрой, которая уже прошла вперед. – Что в корзинке?

Но Большое Перо ответил уклончиво:

– Подожди немного и увидишь.

И они пошли вслед за Саджо вверх по тропинке к дому. Девочка смешно семенила ногами, ее расшитые бусами мокасины мелькали из-под клетчатой юбки, но корпус, начиная от колен, она старалась совсем не сгибать, вероятно для того, чтобы не шелохнуть корзинку. Она держала ее в вытянутой руке, словно это было большое и очень хрупкое яйцо, которое могло разлететься на тысячу кусочков при малейшем толчке.

Неудивительно, что Саджо шла так осторожно: из таинственной корзинки доносились очень странные звуки.

«Ребеночек! – подумала она. – Кажется, даже два. Как только могли они поместиться в такой маленькой корзиночке? Наверно, совсем крошечные».

И, как только Саджо вошла в хижину, она тихонько опустила корзинку на пол; Шепиэн уже был тут как тут и придерживал таинственную корзинку за края, пока Саджо поднимала крышку. Заглянув внутрь, она увидела то, что для вас уже не тайна: двух маленьких пушистых зверьков. Они уцепились крошечными лапками, словно ручками, за край корзинки и смотрели на нее так доверчиво своими блестящими черными глазками-пуговками!

– О-о-о! – у нее захватило дыхание. – Ах, ах!.. – Это все, что ей удалось произнести, и ничего другого она не могла придумать. – Ах! – снова вырвалось у нее. – Медвежата, живые медвежата! – воскликнула она и осторожно опрокинула корзинку набок.

Зверьки вылезли, и только теперь, когда Саджо увидела их плоские хвостики, она поняла, что это за малыши.