Это ангел – уходящий.

Это ангел – в небе сущий.

Это ангел – уносящий.

Это ангел – вопиющий…

Ангелы в саду сначала прячутся. Не поддаются исчислению, опознанию и осознанию случившегося чуда. Они все же прилетели!

Еще несколько дней тому назад это были «начинающие ангелы»: маки только распластывали свои крылышки и воскрылия. Но чтобы перевоплотиться и взлететь, надо было не просто блистать юной красотой, очаровывая ею окрестное пространство, нужно было пострадать от дождя и ветра, заматереть от житейских невзгод, набраться опыта.

И – преобразиться.

«Там у тебя в саду такой ПАТРИАРХ расцвел!» – сказала мама. И я ринулась в сад, продираясь сквозь колючую розовую изгородь, бесцеремонно расталкивая толпу гомонящих на сильном ветру растений, и увидала…

Первородство его было неоспоримо. Ни за какую чечевичную похлебку отдать его будет уже невозможно: слишком много влюбленных свидетелей его перворождения. И на земле, и на небе.

А рядом с молодым и сильным будущим патриархом всего рода уже следующим утром распахнул, разметал свои крылья, вострепетал огненным оперением шестикрылый Серафим. Его могучие багряные воскрылия трепетали и переливались огненными бликами на всю необозримую вселенную моего маленького сада.

Изо дня в день расцветали и светились в прозрачном утреннем воздухе все новые и новые персонажи: «видимым же всем и не видимым».

Появилась целая толпа молодых, едва оперившихся ангелов. А за ними следом появились и горожане, и торговцы, и мудрецы, и оборванцы.

Стало быть, пустой и разрушенный зимними, грабительскими ветрами Иерусалим опять заселялся: это расцвели во всю силу и мощь гигантские огненные маки.

Стоит только однажды не выйти к саду, как может случиться непоправимое: ты не увидишь, что расцвел не просто цветок, а исторический или библейский персонаж.

Даже в пору его расцвета, но в другой день или в другой час, будет уже другое освещение, другая погода, другое солнце, то есть другая эпоха, другие времена с другими патриархами и другими пророками…

А построили этот призрачный город в моем саду солнечные блики и светотени, рассеянный солнечный свет и неистовые солнечные лучи. Это они воздвигли его стены, дворцы и халупы, храмы и просторные торжища, на которых подвизаются и торговцы, и мытари, и бродячие хитрецы, и непризнанные пророки.

И верховой ветер в листве огромного широколистного дерева – разве это не ропот толпы, изгоняющей из города пророков и ангелов? Разве это не топот римских легионеров и сотников, разгоняющих буйствующую ораву?

А в этой толпе – и куст розмарина в зеленой длинной хламиде, словно книжник и фарисей, и гибкие плети зимнего мелколистного жасмина согнутые в дугу житейскими тяготами и трудами, и пышноголовая, ярко цветущая азалия, словно римская матрона, наблюдающая за беспорядками в городе с высокой тенистой террасы.

И в центре этого садового мироздания пылает, неистовствует и сгорает от желания донести до каждого из живущих открывшуюся ему истину огромный огненный мак.

Огромные маки после долгого и могучего цветения вдруг однажды утром преобразились. Они взмахивали огромными багряными крыльями, словно стремились улететь с низкого старта туда, откуда прилетели. Они пылали на солнце, светились и горели всеми оттенками солнечного пожара на лоснящихся и сияющих, полных силы и мощи лепестках-крыльях. Они распластали их вокруг головки в бархатной шапочке, из-под которой выбивались короткие прядки волос. Отвернули от нас свой пылающий нездешний лик, чтобы мы не ослепли от небесного огня, и явили нам лишь ершистые юношеские затылки: «Мы здесь ненадолго, мы уже улетаем…» Словно бы сам ШЕСТИКРЫЛЫЙ СЕРАФИМ явил нам облик, не явив своего лица, чтобы не ослепить своим взором людей, обомлевших от радости постижения непостижимого.