– Замкнулся на все замки… А в контору Службы на Ореаде ты примчался совсем другим. Я видел запись. Ты был открытым. Нервным, резким, но ты смотрел на нас, как на своих, видно было, что мы тебе нужны, что ты правда хочешь Домой. Ты ведь ждал от нас помощи.

– Я ошибся.

– Нет, не ошибся, – вздохнул Игнатий. – Мы-то хотим тебе помочь. А ты отказываешься. Передумал он… Ну ладно я тебя ругал, это понятно, что чересчур, прости, но… Мурашка, что случилось на «Чайке»? Не прячь глаза. Ну?

«Чайка» была малым военным крейсером Дракона, на котором Мура в качестве пассажира с Ореада отправили Домой. Сначала все было хорошо, и даже то, что в Муре экипаж сразу опознал нави, дела не портило. Ему казалось, что уж теперь-то он в безопасности, ведь в руках билет, выписанный Службой, и он находится на борту совершенно законно. Но потом вдруг один урод заступил ему дорогу и предложил «утешить и приласкать». Мур отступил, убежал, украл на камбузе две пачки печенья, заперся в крошечной каюте и не вышел ни разу, а воду пил техническую, из крана. Через девять суток он стал легким, звонким и ко всему безучастным, даже к тому, кто такие эти люди, вскрывшие дверь каюты и что они с ним собираются сделать. Но они не сделали ничего ужасного, только укол с глюкозой. Завернули в одеяло и отнесли на другой корабль, и еще через сутки Мур оказался в санатории Службы на Океане, и нянечка кормила его с ложки детской кашей. Почему сразу не отвезли на Геккон – не понимал. Но в везение не верил. Близнецы наверняка давно в курсе, что он – в руках Службы. Насколько еще хватит характера терпеть и ждать, что они решат? Когда он окреп, появился Игнатий, сотрудник Службы, старик с артритом и въедливым взглядом, с хмурыми вопросами. Врать Мур никогда не умел. Но он умел молчать. Более того, если вместо Близнецов им занимается Игнатий – можно уже не так бояться? Иначе давно б кусочки и микронные срезы его выпотрошенной тушки изучались бы в секретных лабораториях Геккона. Значит, он Близнецам не интересен? А может, и никому не интересен?

Так что Мур, не в силах оценить опасность, большей частью отмалчивался, а Игнатий всерьез и не допрашивал. Не пугал. Предложил самому выбрать из списка предложенных интернат для проживания, где о Муре позаботятся. Потому что мал жить один. Муру не стало смешно, но бровь он приподнял – Игнатий осекся, пожал плечами и сказал, что жить одному никто не позволит, что жизнь в одиночестве – это тупик и все такое. Что по факту он Маугли, и неплохо хотя бы детские учебники почитать. Мура затрясло от этой клички. Знают тут или не знают? Колотило все сильнее. Игнатий осекся и сунул бутылку с водой. Мур попил и, впервые за неделю открыв рот, спросил, можно ли вообще Дома найти такую школу, где знать, что он нави, не будет никто. Игнатий не удивился, с кем-то поговорил, и школа такая нашлась. Мур надеялся, что она не будет хуже военного лицея для сирот, циркового интерната или дисциплинарной школы для малолетних преступников и бродяг.

Ведь и сам Игнатий был терпимее любых подобных, по долгу службы имевших к нему интерес сотрудников Службы. Разговаривал прямо, слегка цинично, на любые увертки реагировал насмешливо. Как хороша его, Мура, жизнь будет Дома, не рассказывал. Обещал лишь, что ему без всяких условий дадут крышу над головой, возможность учиться и будут кормить за так. Мур на это был согласен. Крыша и еда. Больше ничего не надо. Если б не эти расспросы в дороге, не выволочка за «безответственность, трусость, отказ сотрудничать и тупоумие»… Видимо, у Игнатия кончилось терпение.