…Никто пришельца не узнал,
но тихо стало в целом свете!
Напротив пьяненький дремал,
раскинувшись смешно, как дети…
Милость
Когда я говорю «Помилуй, Боже!»,
то милость разливается в душе
и кажется, помилована будто
и повторять не надо поминутно,
а лишь хранить как малость эту милость,
чтобы она подольше сохранилась…
Три свечи
Сегодня три свечи горят,
все три… и Троице подобны.
Их можно разглядеть подробно,
когда стоят тихонько в ряд:
одна короче, та – длинней,
а третья на сестру похожа.
Я попадаю в круг свечей
и становлюсь свечою тоже,
И сердце молит: «Обнови!» —
и растекается, как млеко.
Свеча, сгорая от любви,
во мне рождает человека…
Не виновата
Тень давала в жару,
дарила даром плоды,
а потом устала,
высохла без воды…
Ей бы глоток всего —
из кувшина,
из источника рядом,
но убита была
нелюбящим взглядом
и словом – одним —
из любимейших уст.
Но смоковница
не виновата,
что проклял её Иисус!
Маленькой Мэри Энн, умершей от рака в 1959 году
Рак – убийца,
который нападает на каждого,
даже младенца,
ни в чём не повинного,
сбивает с ног, лишает сил,
превращает в уродца.
И тогда милость Божия
наполняет его Святым Духом
так, что он становится Светом
и ходит, освещая собой всё вокруг,
как маленькая Мэри Энн,
что лишилась глаза
и ходила с распухшей губой,
утешая каждого,
причёсывая и кормя с ложки,
ставшая сестрой милосердия,
оставаясь при этом ребёнком,
озорным и просящим у Бога прощения,
она становилась сильнее рака
и, проигрывая ему сражение
с улыбкой, спасала многих,
потому что радость сильнее страха
и любовь побеждает любую боль!
Ты свидетель
Дует ветер, проходит счастье,
и песком следы засыпает,
я забыла, что было раньше,
да и кто теперь вспоминает?
Все живут этим днём – упавшим,
словно листья с дерев осенних.
Промелькнёт, а что будет завтра —
знает лишь календарь настенный.
Там прописано всё заране:
все восходы и все закаты,
будет день Серафима, Анны,
день прощенья и день захвата,
Чья-то жизнь оборвётся… Боже,
Ты свидетель и Ты ревнитель!
И дитя с обгоревшей кожей —
где же Ангел его, хранитель?..
Плащаница
Эти линии на Плащанице —
как колосья упавшей пшеницы,
как уколы от шипов розы,
шпалы, по которым проехался поезд…
Эти гвозди, проткнувшие плоть,
словно ножик – хлеба ломоть.
Я смотрю на них, прижимаюсь,
в боль и раны Твои вживаюсь
и, как искра из-под кресала,
к Воскресению воскресаю!
Самарянка
Руки, воздетые к небу, к Богу воздеты,
что мне до мужа и хлеба, знать бы мне – где Ты?
Жажду шагов Твоих, жажду испить у колодца,
но в пересохшее горло ни капли не льётся…
Реже, всё реже приходишь к Своей самарянке,
нету кувшина и нет у меня самобранки.
Как же воды мне набрать, утолить свою жажду?
Я без Тебя, как дитя неуснувшее, стражду.
Ты мне и муж, и жених, и других не бывало,
здесь, у колодца, источник и жгучее жало…
Всё я приму, ожидая в великой надежде,
только б увидеть, услышать, запомнить, как прежде!..
Молитва
Вот семисвечник,
вот одна свеча,
моя ладонь от счастья горяча,
и сердцу горячо в Твоей Любви,
мою молитву, Боже, обнови,
чтобы неслась она стремглав, как птица,
тому на помощь, кто устал молиться,
кто уст не разомкнёт, чьё сердце слепо,
подай ему причастье – крошку хлеба,
чтоб духом он воскрес в своей темнице,
где огонёк лампады чуть теплится,
где попраны законы и права,
где даже летом жухлая трава
и лишь отчаянье цветёт, не увядая,
пусть освятит его любовь святая…
Плач
Господи, я слышала,
что Ты нуждаешься во мне,
нищей духом и слабой телом?
Но что я могу дать Тебе,
кроме любви,
огонёк которой
едва теплится в моей груди,
ибо масло давно на исходе?
Я хотела положить душу за други своя,
но как положить то,
что давно потеряла?
Душа моя бродит в потёмках,
спотыкаясь и падая,