И отметила, что вся спина мамы в каких-то странных багровых полосах. Как будто… Как будто ее кто-то бил или стегал.

Но кто и зачем?

Мама слабо вздрогнула и повернулась к ней.

– Ты не спишь, мамочка? – спросила удивленная Анжела, а мама, не открывая глаз, тихо произнесла:

– Садись по-другому, так, чтобы быть спиной к двери. Потому что вон там и вон там, над дверью, в углах, камеры.

Точно – и как Анжела их раньше не заметила? Наверняка подобные были и у нее с спальне – и вообще везде в этом ужасном особняке.

Не заметила, потому что они были неплохо замаскированы. Да и потому что предположить не могла, что подобное вообще возможно.

Оказалось, что вполне себе возможно.

Притворяясь, причем очень даже достоверно, спящей, мама с закрытыми глазами продолжила:

– За нами наблюдают его люди, но не думаю, что они непрерывно сидят у экрана и следят за всем. Только если мы попытаемся бежать или поведем себя как-то не так, они забьют тревогу. Впрочем, как он мне сам сказал и как я проверяла, нас не прослушивают, это слишком большая морока, ограничиваются картинкой. А так как я приняла таблетки и должна еще до второй половины дня дрыхнуть, то и я буду «дрыхнуть».

– Мамочка, но как же так… Они на тебя не подействовали?

Мама легонько усмехнулась.

– Не забывай, в каких местах я работала. Там люди всякое глотали, и хотя я сама к этому не прикасалась, но имею представление, что это делает с человеком. И кроме того, наслышалась о кое-каких трюках, например, как сделать вид, что ты принял таблетку, хотя на самом деле этого не сделал. Тем более он только первые несколько раз проверял, а потом перестал. Уж слишком он самоуверенный.

Плача, Анжела спросила:

– Мамочка, он сломал мне руку. И по лицу ударил!

– Знаю, родная, как и то, что я перед тобой и Никиткой очень виновата. Это все из-за меня. Хорошо, что твой братик еще ничего не понимает. Не думаю, что он в опасности. А вот до тебя эта сволочь, боюсь, скоро доберется…

– Но он уже добрался! – возразила Анжела. – Он грозил и вторую руку сломать. И сломанную еще раз! Он сумасшедший!

Мама вздохнула.

– Да еще какой! К тому же заправский садист, увы, с очень большим количеством денег и крайне влиятельный, по крайней мере, в этом городе и регионе. Понятно, что он искал себе жертв, вероятно, новых жертв. Потому что мы не первые и не последние, кого он в свой дворец заманивает. Понятное дело: молодой, красивый, богатый, свободный – кто ж на такого не польстится?

– Жертв? – переспросила с дрожью Анжела, и мама подтвердила:

– Ну да, жертв. И это, увы, только начало. Думаю, он завлекает одиноких, не очень умных, ну, в общем, как я, женщин, или одиноких, или с ребенком, вероятно, из числа приезжих, не обладающих родственниками и знакомыми в городе.

– Но почему, мамочка? – спросила в ужасе Анжела, и мама тихо ответила:

– Потому что, дочка, если они через какое-то время исчезнут, то никто этого не заметит и шума это не вызовет.

Глотая слезы, Анжела спросила:

– Мамочка, но почему мы должны исчезнуть? Что он сделает с нами?

Мама не отвечала, но это было самым красноречивым ответом.

– Мамочка, но ведь нам надо бежать, – сказала Анжела и осеклась.

Бежать – но только как? Тут из комнаты в комнату не пройдешь, чтобы это не зафиксировали камеры, не говоря о том, чтобы приблизиться к воротам.

Да и ворота поместья Артура массивные, забор высоченный, увенчанный колючей проволокой и, опять же, камерами.

Убежать из этого концлагеря было невозможно.

– Надо, дочка, надо. И я над этим уже думаю. Только вот он будет искать, в этом я не сомневаюсь. Он мне сам об этом сказал в подвале, когда…