Бар пустует. Никого, кроме самого Покко и бармена. Бармену тоже тысяча лет. Его зовут Марко. Его дряблые руки с удивительной сноровкой моют в сотый раз бокалы и переливают искрящиеся жидкости из одной ёмкости в другую.

«Может, это вообще всё неправда, – продолжает старик. – Может, никакого Смита не существует. Они нам показывают по телевизору эти сеансы да выгоняют на балкон крошечную фигурку. А кто это – чёрт его разберёт…»

«Слышал бы тебя Манти. Ты бы до своих восьмидесяти не дожил. Он бы тебя задушил прямо здесь».

«Да-а… – протягивает Покко. – Ну, он-то бывал на площади. Даже дважды. До сих пор чувствует себя одухотворённым. Это мы-то с тобой старые прагматики…»

Марко молча моет бокал.

В это время перед дверью бара останавливается чёрный «Мерседес-Бенц». Дверь открывается, появляется молодой человек простецкого вида. У него взъерошенные тёмные волосы и пустые голубоватые глаза. Он заходит в бар. За ним – ещё двое. По виду – охранники.

Это Джереми Л. Смит. Это его путешествие инкогнито. Желание хотя бы на час перестать быть Мессией и стать человеком.

«Виски», – говорит он.

Пока Марко наливает, Покко внимательно всматривается в лицо посетителя. Он уже понимает, кто перед ним. Он видел это лицо на телеэкранах. Там оно выглядит несколько иначе. Они гримируют его, прежде чем выпускать в народ. Потому что толпа разорвёт его на части, словно зюскиндовского Парфюмера. Покко смотрит на Джереми внимательно, практически глаза в глаза. Джереми обращает внимание на старика. Он поворачивает голову, и в этот момент Покко задаёт свой вопрос.

Если бы на месте старика был кто-то верующий и любящий Джереми как самое себя, всё было бы иначе. Он бы промолчал, не решился бы. Спросил бы что-нибудь нейтральное вроде «как дела», а после всю жизнь рассказывал потомкам, как он беседовал с Мессией. Но Покко – человек без комплексов. Возраст выжал из него всё стеснение, все комплексы и проблемы.

Когда Покко открывает рот, чтобы задать вопрос, в баре появляется седой человек в элегантном сером костюме. Это кардинал Спирокки. Он слушает всё, что говорят в толпе о Джереми Л. Смите. У него тысячи ушей в разных уголках мира. На основании этого он делает выводы и строит планы. Надо отметить, что он входит вовремя.

«А ты можешь сделать меня молодым?» – спрашивает Покко, глядя Смиту прямо в глаза.

Это искушение Христа. Сможешь ли ты спрыгнуть с крыши храма и не разбиться? Сможешь ли ты прожить в безводной пустыне месяц? Сможешь ли ты укротить льва?

Джереми внимательно смотрит на старика. Бокал с виски застыл в его руке. Он не знает ответа на вопрос. Охранники ждут от Спирокки указаний.

Джереми отпивает глоток и ставит бокал на стойку. Марко боится повисшего в воздухе молчания.

«А чё, могу», – говорит Джереми.

В этот момент Иисус на глазах у безумствующей толпы бросается с крыши храма и доказывает, что он – Сын Божий.

«Так сделай».

Это ведь так просто, дружок. Положи руку на лоб старика. И сделай его молодым. Это может любой джинн в любой восточной сказке. Любой волшебник.

Спирокки неожиданно понимает, что нужно вызывать серую гвардию. Джереми Л. Смит, который не сумел совершить чуда, – это гораздо страшнее, чем Джереми Л. Смит, предающийся разврату со шлюхами. Но Смит уже тянет руку к старику и дотрагивается до его дряблой щеки.

Это жест, который меняет мир. Обезьяна умеет нажатием красной кнопки правильно выбирать дверцу: за одной – еда, за другой – удар током. В её инстинктах закрепляется: красная – еда, зелёная – боль. Обезьяна делает это автоматически, не думая, легко. Если поменять цвета кнопок на синий и белый, ей придётся учиться заново. Это дрессировка. Но когда обезьяна складывает палку и камень, чтобы получить топор, это уже не дрессировка. Это признак зарождающегося разума.