– Ага! – Он отхлебнул лимонада, прежде чем достать увеличительное стекло, чтобы получше рассмотреть моего пленника. – Это Eresus niger… м-м… да… естественно, самец… какой красавец… самка сплошь черная, а вот самец ярко окрашенный.

При ближайшем рассмотрении через увеличительное стекло паучок оказался еще прекраснее, чем я думал. Его передняя четвертина или грудная клетка бархатно-черная, с алыми пятнышками по краям. Вокруг недлинных и довольно толстых лапок белые ленточки, до смешного похожие на полосатые брючки. Но больше всего приковывало к себе внимание брюшко: ярко-красное, с тремя черными пятнышками, обрамленными белыми волосками. Редкостный экземпляр. Надо непременно подыскать ему пару и попробовать вывести потомство. Я тщательно обследовал куст ежевики и прилегающие места, но все безрезультатно. Тут Теодор мне объяснил, что самка роет себе норку длиной около трех дюймов и выстилает ее грубоватой сетью из паутины.

– От норок других пауков она отличается тем, – пояснил Теодор, – что в одном месте сеть выступает как козырек или своего рода крыша над входом в тоннель. А кроме того, снаружи козырек украшают остатки употреблявшейся самкой пищи: ножки кузнечика, подкрылья жуков.

Вооруженный этими знаниями, на следующий день я отправился на то же место, чтобы еще раз прочесать все вокруг ежевичного куста. Полдня ушли впустую. Раздосадованный, я поплелся домой к чаепитию, выбрав короткий путь через небольшие холмы, покрытые буйным средиземноморским вереском, который почему-то особенно разрастался на этой песчаной обезвоженной почве. Эту дикую сухую местность облюбовали муравьиные львы, перламутровки и другие солнцелюбивые бабочки, а также ящерицы и змеи. По дороге я вдруг наткнулся на старый череп овцы. В одной из пустых глазниц самка богомола отложила забавную россыпь яиц из тех, что мне всегда напоминали этакий пудинг овальной формы или многослойный бисквитный торт. Присев на корточки, я раздумывал, не прихватить ли эту россыпь для коллекции, когда взгляд мой упал на паучью нору – точь-в-точь такую, как ее описывал Теодор.

Я вытащил ножик и с особыми предосторожностями вырезал большой пласт земли. Когда же я его отвалил, под ним обнаружилась не только самка, но и ее нора. Празднуя свой успех, я спрятал самку в дорожную сумку и заспешил на виллу. Самец уже сидел в маленьком аквариуме, но самка, подумал я, заслуживает лучшей участи. Из большого аквариума я бесцеремонно изгнал двух лягушек и малышку-черепашку, почистил его, украсил вереском и мхом, а затем аккуратно положил внутрь пласт земли вместе с самкой и ее норкой и оставил ее приходить в себя после столь внезапной перемены в жизни.

Спустя три дня я ей представил самца. Поначалу все было на редкость неинтересно, ничего романтичного, он просто бегал, как оживший горячий уголек, и ловил разных насекомых, которых я щедро предоставил. Но однажды рано утром я заглянул в аквариум и понял, что паук наконец обнаружил жилище самки. Он ходил вокруг, забавно, дергаными движениями переставляя свои полосатые лапки, и все его тельце дрожало, судя по всему, от страсти. Пошагав так минуту-другую в сильном возбуждении, он приблизился к норе и через мгновение нырнул под крышу. Хотя дальнейшее, увы, было вне поля моего зрения, я сделал заключение, что он там спаривается с самкой. Проведя в норе около часа, он вышел оттуда с беспечным видом и продолжил как ни в чем не бывало гоняться за кузнечиками и падальными мухами, которыми я его обеспечил. На всякий случай, решив перестраховаться, я отсадил его в другой аквариум, поскольку самки некоторых пауков известны своими каннибалистскими наклонностями и не прочь употребить супруга в качестве легкой закуски.