Он чмокнул меня в щеку и проводил до туалета, и стоял у двери, пока я не закончила свои дела, а потом проводил до кухни.
– Повнимательнее с сыном клиента, – предупредил он остальных.
– Я же говорила, – хихикнула Хоуп.
В ту ночь Кегс проводил нас до самого дома. На следующий день Джулиан с тревогой выслушал об инциденте, но сказал, чтобы мы не беспокоились, поскольку клиенты уехали обратно в Мэриленд. Вернее, мы так думали.
Несколько недель спустя мы с Ноэми возвращались из библиотеки, и она повстречала кого-то из своей группы. Я оставила их и сказала, что сама доберусь до дома.
Я прошла три квартала, и меня что-то укололо. Я даже вскрикнуть не успела, ноги подкосились, и в глазах потемнело.
– Вечером, посреди улицы, в Нью-Йорке? – недоверчиво спрашивает Эддисон.
– Как я уже сказала, в Нью-Йорке, как правило, не задают вопросов, а отец с сыном при необходимости могли быть очень обаятельными. Думаю, они сумели убедить людей вокруг.
– И вы очнулись в Саду?
– Да.
Ивонна приоткрывает дверь бедром. В руках у нее упаковки с едой и напитки. Она едва не роняет все на стол и благодарит Виктора, когда тот помогает ей все расставить.
– Тут хот-доги, гамбургеры, картошка, – говорит Ивонна. – Не знала, что вы любите, поэтому попросила, чтобы соусы положили в коробку.
До Инары не сразу доходит, что Ивонна обращается к ней. Она ограничивается простым «спасибо».
– От Рамирес есть что-нибудь? – спрашивает Эддисон.
Ивонна пожимает плечами.
– Ничего особенного. Идентифицировали еще пару девушек, и некоторые назвали свои имена и адреса. Или только адреса. У одной родители переехали в Париж. Бедняжка.
Виктор распаковывает еду и следит за Инарой. Та вопросительно смотрит на Ивонну, но никак не выдает своих мыслей. Потом качает головой и берет пакетик с кетчупом.
– А сенатор? – спрашивает Эддисон.
– Еще в воздухе. Им пришлось отклониться от курса из-за грозового фронта.
Что ж, это тоже весьма неплохо.
– Спасибо, Ивонна.
Она подносит руку к уху:
– Я дам знать, если будет что-нибудь интересное.
Кивает Инаре и выходит. Еще через несколько секунд зеркальное стекло вздрагивает: хлопнула дверь в наблюдательной комнате.
Виктор выдавливает горчицу на хот-дог и наблюдает за Инарой. У него еще ни разу не возникало сомнений относительно расстановки ролей в разговоре с жертвой. Но ведь и она не совсем обычная жертва, ведь так? Это, по меньшей мере, половина проблемы. Он хмурится и смотрит на еду, чтобы Инара не приняла это на свой счет.
Это прерогатива Эддисона.
Но он должен знать.
– Вы не очень-то удивились, когда услышали про сенатора Кингсли.
– А должна была?
– Все-таки вы знаете друг друга по имени.
– Нет.
Она выдавливает кетчуп на котлету и жареную картошку, после чего набивает рот.
– Тогда как…
– Некоторые без конца говорили о своей семье. Наверное, боялись забыть. Но имен никто не называл. Равенна говорила, что ее мама была сенатором. Это все, что я знаю.
– Ее настоящее имя Патрис, – замечает Эддисон.
Инара лишь пожимает плечами.
– Как, по-вашему, назвать Бабочку из Сада, если от внешнего мира ее отделяет всего один шаг?
– Ну? И как же ее назвать?
– Думаю, все зависит от матери, сенатор она или нет. Насколько болезненным будет переход от Равенны к Патрис, если мама будет слишком настаивать?
Она откусывает от гамбургера и медленно жует, закрыв глаза. У нее вырывается тихий стон, и лицо смягчается от удовольствия.
– Давно не ели фастфуд? – Эддисон невольно улыбается.
Инара кивает.
– Лоррейн готовила только здоровую пищу, с этим было строго.
– Лоррейн? – Эддисон достает блокнот и перелистывает несколько страниц. – Врачи приняли женщину по имени Лоррейн. Она сказала, что работала там. Выходит, она знала про Сад?