Рядом с древом изображен был «педестал», то есть обелиск с гербом и надписью, отражающей роль Боброка-Волынского в Куликовской битве и его родство с правящим домом Москвы. Эту надпись Артемий Петрович собирался выбрать из Синопсиса – первого русского пособия по истории, включающего вариант «Сказания о Мамаевом побоище» и гораздо более достоверного, чем авантюрная повесть «иезувита».

К «педесталу» были прикованы цепями люди в турецком платье, изображающие плененных Мамаевых татар. А под древом стояли основатели рода Волынских. Справа – князь Волынский Дмитрий Михайлович Боброк, а слева – его супруга, великая княжна Московская Анна Иоанновна. Боброк-Волынский держит в правой руке булаву в знак воинской власти, а над великой княжной витает «гениум», то есть, ангел, с короной Великого Московского княжества.

Живописное исполнение этого художественного замысла было поручено лучшему из учеников семинарии при Александро-Невской лавре по классу рисования Григорею Теплову, освоившему приемы западноевропейской живописи, как никто из начинающих русских живописцев. Поскольку же для достоверного изображения человеческих фигур художнику Теплову, как и его европейским коллегам, требовались модели, то роль Боброка была поручена статному прапорщику Родионову, а роль великой княжны – ее потомку и тезке, прекрасной Анне Волынской.

Работа над картиной превращалась в целый спектакль с участием всего юного поколения дома Волынских. Прежде всего, Родионова требовалось вырядить польским паном, поскольку, как известно, Дмитрий Волынский был выходцем из польско-литовских земель. Из обширного гардероба отца сестры Волынские составили полный костюм польского пана, привезенный Артемием Петровичем из его путешествий, вместе с другими иноземными одеяниями. Прапорщик надел лазоревые шелковые шаровары, желтые сапожки из мягкой кожи с высокими каблуками и загнутыми носами, узкий парчовый кафтан или халат с частыми перламутровыми пуговицами и, поверх него, еще один просторный длинный кафтан с рукавами до колен, посередине прорезанными так, чтобы в них можно было вставлять руки, называемый, кажется, кунтуш.

Поверх халата, под кунтуш, Родионов надел кирасу вороненой стали, ту самую, что входила в полный комплект польского вооружения. Слева навесил кривую саблю с позолоченным эфесом. В руку взял осыпанный бриллиантами пернач, который более всего поразил его в коллекции патрона. На голову же водрузил соболью шапку с целым фонтаном перьев посередине.

На вечере Анна Волынская была прекрасна с высокой напудренной прической, в европейском платье с приоткрытой грудью, обнаженными руками и треном, придающим ей сходство с французской королевой. Но, когда она, в русском костюме, взошла на «педестал», сооруженный в центре зала для позирования, у Родионова дух захватило, он покачнулся и чуть не загремел вниз со всеми своими кирасами, саблями и перначами.

Артемий Волынский был рожден и воспитан в московской боярской семье, и его европейство напоминало пышный парик, под которым спрятаны настоящие, гораздо более красивые кудри. В сундуках его старших родственниц еще хранились старинные русские платья и украшения, которые, если взглянуть на них современным взглядом, были гораздо интереснее тех европейских туалетов, которые носили его дочери. Сделаны они были с не меньшим изяществом и вкусом, да к тому же все сверкали каменьями и золотом. А главное, национальная одежда вырабатывается веками, по вкусам, характерам и занятиям тех людей, которые ее носят, и по климату, в котором они живут. Люди, сменившие стандартную европейскую одежде на свое народное платье, вдруг меняются у нас на глазах, как бы превращаясь в себя самих, и, как правило, становятся красивее.