Неман еще не сковало льдом и по темной воде плыли редкие грязные льдины.

Пока карету втаскивали на паром, Наполеон спросил у перевозчика – скольких дезертиров Великой Армии он успел уже перевезти с русского берега?

– Никого, – бесхитростно ответил ему перевозчик. – Вы первый. – Ну, да, – пробормотал Наполеон, – еще не успели…

После того, как путники снова заняли свои места в карете, Наполеон вдруг обратился к Коленкуру: – Как, на ваш взгляд, поведет себя Пруссия, узнав об окончательных итогах Русской кампании?

– Пруссаки могли бы нас арестовать. Если бы, конечно, посмели.

…Если нас арестуют, – с живостью сказал император, – то нас сделают военнопленными, как Франциска I. Пруссия заставит вернуть ей ее миллионы и потребует вдобавок еще новые миллионы. Если бы они отважились на эту попытку, то мы не отделались бы так дешево, государь!

Думаю, что вы правы.

Они слишком боятся меня; они захотят держать меня в заточении!

– Это весьма вероятно.

– А боясь моего бегства или грозных репрессалий со стороны Франции с целью меня освободить, пруссаки выдали бы меня англичанам.

– Возможно!

– Вы только представьте себе, Коленкур, какая бы физиономия была у вас в железной клетке на площади в Лондоне!

– Если бы я тем самым разделял вашу участь, государь, то я бы не жаловался!

Наполеон весело рассмеялся и на удивленный взгляд Коленкура ответил: – Простите, я просто представил вас в клетке на площади Лондона.

В маленькой деревушке Сморгонь Наполеон пересел в крытый возок и, оставив своих спутников, с одним только Коленкуром спешно помчался в Париж, стараясь как можно скорее миновать прусские владения. По дороге Наполеон высказал Коленкуру загадочную мысль; говоря о своей неудаче в России, он сказал, что «…от великого до смешного только один шаг…».

Что смешного он усмотрел в разгроме и погибели Великой Армии, Коленкур не понял, но уяснил, что оставаться в «…смешном положении побежденного…» Наполеон не желал.

Впрочем, император сам пояснил свою мысль, сказав, что во Франции можно делать многое, но ни в коем случае нельзя казаться смешным.

Вести о разгроме дошли до Парижа 16 декабря 1812 года – «Монитор» опубликовал страшный, так называемый «29-й бюллетень», и какая-то часть правды приоткрылась для широкой публики.

Наполеон появился в своей столице 18 декабря, ранним утром – на все путешествие у него ушло только 12 дней, что было бы прекрасным результатом даже для курьеров.

Он был совершенно спокоен. Никаких признаков неповиновения не обнаруживалось. Досадная история с генералом Мале оказалась просто мелким эпизодом.

После поражения в России и возвращения в Париж Наполеон развил бурную деятельность по созданию новой армии.

Надо сказать, что это была его особенность – во время кризисной ситуации в Наполеоне просыпалась огромная энергия и работоспособность. В своих письмах, направленных к союзникам – монархам Рейнского союза, он сообщал, что не следует верить русским сообщениям; конечно, Великая армия понесла потери, но остаётся могучей силой в 200 тыс. бойцов.

Кроме того, империя имеет ещё 300 тыс. солдат в Испании.

Всё же он попросил союзников принять меры к увеличению своих войск.

В реальности, в январе Наполеон уже знал, что Великой армии больше нет. Начальник штаба маршал Бертье сообщил ему коротко и ясно:

Из полумиллиона человек, полгода назад маршем перешедших Неман, вернулись немногие. Однако Наполеон смог буквально за несколько недель сформировать новую армию: к началу 1813 года он собрал под свои знамена 500 тыс. бойцов.

Правда, Франция обезлюдела, брали уже не только мужчин, но и юношей.