– Все знают, сколько Сабинка получает? – спросил Петя и с победным видом добавил: – Так вот. Тверитинов платит в три раза больше.

Сабина, еще несколько часов назад надеявшаяся поразить Диму Буриманова своими деловыми успехами, устало сказала:

– Из «Альфы и омеги» меня никто не отпустит. Если я подам заявление по собственному желанию, его будут долго рассматривать. Я у них лучший проектный менеджер. Но даже если Кологривов согласится, меня еще заставят отрабатывать две недели.

– Но почему обязательно по собственному желанию? – вскинулся Петя. – Сделай что-нибудь ужасное, чтобы тебя выгнали с треском.

– Что, например?

– Ну, не знаю. Запишись на прием к начальнику отдела кадров и укуси его за нос.

– Петя, прекрати, – засмеялась мама. – Она испортит себе трудовую книжку.

– Вот именно. И государство начислит мне очень маленькую пенсию, – пробормотала Сабина.

– Боже мой! – закричал брат, чувствуя, что добыча от него ускользает. – На дворе двадцать первый век! Планете грозит глобальное потепление, нефти осталось всего на двадцать лет, ураганы сносят целые государства, куры болеют гриппом! А ты все еще веришь, что доживешь до пенсии?!

В этот момент вернулся отчим с бутылкой токайского. Вино он уже опробовал, и, судя по выражению лица, оно оказалось отменным.

– Зачем вы орете? – благодушно спросил он, довольный тем, что приемная дочь перестала рыдать. И обратился к Пете: – Конечно, она откажется от твоего предложения.

– Да почему? – вспетушился тот.

– Потому что бросать хорошую работу с бухты-барахты неблагоразумно.

Именно этого слова произносить не стоило. Но откуда отчим мог знать? Он его произнес, и в глазах Сабины появился нехороший блеск.

– А я, значит, всегда поступаю благоразумно? – уточнила она, оглядев всех родственников по очереди.

У мамы был странный вид. Точно с таким же выражением лица она смотрела на пятилетнюю Сабину, когда та портновскими ножницами отрезала себе под одеялом надоевшие косы.

– Разумеется, – не слишком уверенно подтвердил отчим. – Благоразумие – одно из твоих лучших качеств.

– Да уж, – вздохнула Тамара. – Такой характер – не приведи господи. Помню, когда мы еще на первом курсе учились, в каникулы поехали на турбазу под Подольск. Познакомились там с классными парнями. Вечером они позвали нас в гости, а эта мисс благоразумие возьми и… Впрочем, неважно, – стушевалась она.

– Так что? – спросил Петя, глядя на сестру в упор.

– Я согласна, – неожиданно для всех ответила Сабина. – Завтра утром я нарушу трудовую дисциплину особо изощренным способом. Надеюсь, меня успеют уволить до того, как твой Тверитинов явится на смотрины.

Красное трикотажное платье с глубоким вырезом плотно облегало фигуру Сабины и заканчивалось гораздо выше колен. В столь вызывающем виде служащим «Альфы и омеги» категорически запрещалось являться на работу. Что еще им категорически запрещалось, было перечислено в специальном приказе, с которым знакомили каждого счастливчика, зачисленного в штат. Копия приказа в настоящее время лежала на столе перед Сабиной.

Явившись на работу, она, еще в плаще, застегнутом на все пуговицы, отправилась к Кологривову и честно попросила его подписать свое заявление об уходе. Он сказал: «Не выдумывайте», – скомкал заявление, отбросил его в сторону и быстро вышел, сославшись на дела. Он практически не оставил ей выбора. Тем более что через каждые пять минут Сабине звонил младший брат и спрашивал: «Ну, как? Все получилось?»

Сейчас она сидела в кресле, развязно покачивая ногой, и грызла яблоко. На углу стола красовалась горка сочных огрызков. Рядом, брошенные в беспорядке, валялись рабочие документы, на верхнем из которых недавно стоял мокрый стакан с чем-то оранжевым. Подле них находилась пепельница с тремя свежими окурками. По кабинету плавал табачный дым.