Было это несколько часов назад. Теперь же мясо, наверно, задубело, как старый башмак.

– Ну все, хватит, – не выдержала мама и пошла на двор. Лени шмыгнула к порогу и открыла дверь, чтобы слышать, о чем будут говорить. Козы заблеяли, услышав шаги.

– О, Кора пришла. – Чокнутый Эрл слюняво улыбнулся. Он едва стоял на ногах. Качнулся и чуть не упал.

– Поужинаете с нами? – предложила мама.

– Не, спасибо. – Чокнутый Эрл, пошатываясь, шагнул в сторону. – Если я не вернусь домой к ужину, дочка мне задаст перцу. Она сегодня варит чаудер[37] с лососем.

– Ну, значит, в другой раз. – Мама повернулась к отцу. – Пошли, Эрнт, а то Лени уже с голоду умирает.

Чокнутый Эрл поковылял к своему джипу, уселся за руль и покатил, то останавливаясь, то снова трогаясь с места и сигналя.

Папа направился в дом, ступая чересчур осторожно, как всегда, когда он пьяный. Лени и раньше видела его таким. Он захлопнул дверь, пошатываясь, побрел к столу и осел на стул.

Мама принесла блюдо с мясом и румяной печеной картошкой и теплую буханку: Тельма научила их печь хлеб на закваске, которая у здешних жителей не переводилась.

– Ух ты, – сказал папа, набил рот лосятиной, шумно зачавкал, поднял глаза и осоловело оглядел домашних. – Вам еще многому предстоит научиться. Мы как раз с Эрлом об этом говорили. Когда ВНМТ, вы же первые и пострадаете.

– Какое еще ВНМТ? Что ты несешь? – спросила мама.

Лени бросила на нее предостерегающий взгляд. Мама ведь прекрасно знала, что с ним пьяным лучше не связываться.

– Когда все накроется медным тазом. Ну ты поняла. Военное положение. Атомная бомба. Пандемия. – Он отломил кусок хлеба и обмакнул в мясной сок.

Мама откинулась на спинку стула, закурила сигарету и уставилась на него.

«Мам, не надо, – подумала Лени. – Ну помолчи ты».

– Знаешь что, Эрнт… не очень-то мне нравятся все эти разговоры о конце света. А о Лени ты подумал? Она же…

Папа с такой силой бухнул по столу кулаком, что все задрожало.

– Черт тебя подери, Кора, неужели так трудно хоть раз меня поддержать?

Он встал и направился к висевшим у двери курткам. Его шатало. Лени послышалось, будто он пробормотал «дура чертова» и еще что-то. Он качал головой, сжимал и разжимал кулаки. В его движениях Лени почудилась с трудом сдерживаемая ярость, чувство, охватившее его стремительно и мощно, неукротимо.

Мама бросилась за ним, протянула к нему руки.

– Не трогай меня, – рявкнул папа и оттолкнул ее.

Схватил куртку, сунул ноги в сапоги и хлопнул дверью.

Лени поймала мамин взгляд. В ее больших голубых глазах, выражавших малейшие оттенки чувств, Лени, точно в зеркале, увидела собственную тревогу.

– Неужели он правда верит во все эти байки про конец света?

– Видимо, да, – ответила мама. – Или же хочет верить. Как знать? Да и неважно это. Так, одни разговоры.

Лени и сама знала, что на самом деле важно.

Погода портилась.

А с ней и папино состояние.

– Как оно вообще? – спросила Лени у Мэтью на следующий день в конце занятий. Дети в классе собирались домой.

– Что именно?

– Здесь зимой.

Мэтью задумался.

– Прекрасно и ужасно. Сразу понятно, выдержишь ли ты на Аляске. Большинство еще до весны сбегает на материк.

– Бескрайняя глушь, – процитировала Лени. Так окрестил Аляску Роберт Сервис.

– Ты выдержишь, – ответил Мэтью.

Лени кивнула, жалея, что не может ему сказать: последнее время она все больше опасается не столько того, что подстерегает ее за пределами дома, сколько того, что в доме.

Она о многом могла рассказать Мэтью, но только не об этом. Могла признаться, что отец слишком много пьет, орет или срывается на них, но только не в том, что порой она его боится. Такое предательство невозможно было даже представить.