– Конечно, – опять усмехнулся в свою бородку психотерапевт.

Он подошёл к окошку, распахнул его полностью.

Пчела, как будто повинуясь его приглашению, через пару секунд вылетела из помещения. Пётр Арсеньевич прикрыл окно.

– Вот и всё, – сказал он с улыбкой, вернулся к моей койке и снова сел рядом, испытующе глядя на меня. – Ну что, начнём?


***


Пётр Арсеньевич достал из кармана жилетки часы на цепочке с откидной крышечкой. Похоже, старинные. Я отметил про себя, что как раз такие часы, а не наручные, лучше подходили к его облику.

– Вот, Слава, смотри, – он взял цепочку за конец, повёл взад-вперёд, и часы стали раскачиваться на цепочке, как маятник. – Сосредоточь взгляд на часах и следи за их движением. Одними глазами, головой вертеть не надо. И внимательно слушай, что я говорю. Задача ясна?

– Да, постараюсь, – ответил я.

В принципе, я представлял себе, как это будет происходить. Помнится, я однажды присутствовал на выступлении эстрадного гипнотизёра. Он вводил в транс прямо на сцене разных желающих из зала на счёт «десять». И потом они под общий восторг и хохот вытворяли разные забавные штуки. Да, это было интересное зрелище.

– Итак, – продолжал Пётр Арсеньевич, – я буду считать от одного до десяти. Когда я произнесу «десять», ты погрузишься в гипнотическое состояние и начнёшь вспоминать всё, что с тобой произошло. Начинаем!

Я сфокусировал глаза на тускло блестевшем серебристом диске часов. Он мерно качался на расстоянии вытянутой руки от моего лица.

– Один, – послышался голос психотерапевта. – Ты спокоен и расслаблен. Все мысли улетели. Лоб чувствует приятную прохладу. Два… Дыхание глубокое и размеренное. Хочется спать, только спать. Три… Веки тяжелеют. Руки и ноги медленно-медленно наливаются свинцом…

Я слышал его голос, и по мере того, как он говорил, моё зрительное восприятие мира стало сужаться. Исчезла больничная палата, исчез мой собеседник, исчез потом и я сам. Осталось только это мерное движение туда-сюда мерцающего диска перед глазами. И голос, который погружал меня в зыбкую, вязко обволакивающую темноту.

Когда он дошёл до семи, слова стали долетать до меня откуда-то издалека, но я продолжал отчётливо воспринимать их. Даже не ушами, а странным образом всем своим существом. Они как будто передавались мне через некую вибрирующую струну, туго натянутую между мною и их источником. Эта вибрация отдавалась где-то глубоко внутри, превращаясь в смысл.

– Ты погружаешься в сон, всё глубже и глубже… – говорил мне голос, захвативший и направлявший моё сознание. – Десять! Ты погрузился на дно. В самую глубину своих воспоминаний. Ты слышишь меня?

– Да, слышу, – механически ответил я.

Голос мой доносился тоже как бы со стороны, будто принадлежал другому человеку. Но меня это не удивляло: не было вообще никаких эмоций. Всё происходящее я воспринимал отрешённо, будто происходило это с кем-то мне незнакомым.

– Ты должен вспомнить то, что случилось с тобой после того, как вы поехали с пасеки и перед тем, как тебя нашли. Вспоминай!

Эта команда разверзла передо мной гулкую космическую черноту. Там не было… не было ничего.

– Вспоминай, – настойчиво повторил голос. – Вы сели в машину и поехали с пасеки. Что было потом?

Только кромешная темнота продолжала клубиться в моём сознании, и я прошептал:

– Ничего не помню, ничего…

Потом вдруг что-то словно бы подтолкнуло меня изнутри, и я вымолвил:

– Пчела!

– Что было связано с пчелой? – продолжал допытываться тот, кто говорил со мной.

– Она залетела в машину, пред тем как мы поехали, – деревянным голосом произнёс я. – Я сильно испугался. Жора её раздавил. Дальше не помню…