Уильям Кларк достает купюры и презрительно кидает их на пол.

Люси обращается к неприкаянной душе:

– Поверьте, я огорчена. Я сделала все, что могла.

– Отныне с сантиментами покончено. Больше я не стану заботиться об его выживании. Есть люди, которым так и тянет отвесить то, чего они недополучили в детстве.

– Не пойму, о чем вы.

– Например, об оплеухах.

– Давайте без жестокостей, – просит она. – Очередной тупица, только и всего.

– Впредь я буду тыкать его носом в его собственные противоречия.

Блуждающая душа барона готовится ретироваться, но тут замечает другую блуждающую душу – писателя.

– Турист? – осведомляется барон.

– В некотором роде. Я скончался сегодня утром.

– Неужели? Ну, так готовьтесь к куче сюрпризов.

– Признаться, я и сейчас не жалуюсь на скуку.

– Почему же вы здесь?

– Хочу выяснить, кто меня убил.

– Типичное занятие новопреставленного…

Барон делает реверанс и, указывая на женщину-медиума, дает понять, что Габриель в хороших руках.

Люси сбрасывает туфли и падает в кресло. Звонит ее мобильный телефон, но она не обращает внимания на звонки. Ее окружают кошки, соревнующиеся за право лизнуть ей руку. Габриель, вертясь вокруг своей оси, снижается и приближается к ней.

– Вы должны мне помочь, мадемуазель Филипини.

– Надеюсь, хоть вы не будете меня упрекать в недостаточном профессионализме.

– Повлияйте на материальный мир, эта способность есть только у вас.

– Каким образом?

– Разберитесь с моей смертью.

– Я не следователь.

– Без вас я как без рук. Все равно что рыба-прилипала без акулы.

Она косится на снова принявшийся звонить телефон, видит, кто звонит, и нажимает отбой.

– Знаете, для новопреставленного вы ведете себя вполне прилично. Большинство жалуются на судьбу и напрочь забывают о чувстве юмора. А у вас оно хоть как-то теплится.

Соображая, как к ней подольститься, он вспоминает фразу, которую от нее слышал: «Каждый находится в плену истории, которую рассказывает себе о себе самом». Выходит, он не проявляет к ней никакого сострадания. С самого начала он ее использует, не проявляя к ней самой ни малейшего интереса. Точно так же поступают все ее клиенты, эгоистично считающие самой главной на свете проблемой свою собственную.

– Расскажите мне свою историю, мадемуазель Филипини.

– Надо же, вы вдруг перестали созерцать собственный пуп?

– Простое любопытство духа, чей путь окончен, к тому, чей путь только начинается…

Люси выходит в свою комнату, возвращается с огромной матерчатой куклой-клоуном и сажает ее в кресло.

– Я воспользуюсь этой куклой, чтобы понять, куда мне смотреть. Смотрите ей в глаза, чтобы поймать мой взгляд. Так нам обоим будет удобнее беседовать.

Женщина-медиум смотрит на оскаленную клоунскую физиономию, и у Габриеля наконец создается впечатление, что она смотрит на него.

– Вы действительно хотите узнать мою историю?

Она закутывается в шаль, подпускает к себе кошек и начинает спокойно рассказывать о своей жизни.

«Я родилась в Савойе. У моего отца была бойня домашней птицы. Мать помогала ему с бухгалтерией, готовила еду, занималась хозяйством. Я была у них единственным ребенком.

С восьмилетнего возраста у меня начались мигрени. Я уходила в себя, застывала, сидела в темноте – случалось, по два дня кряду. При любом шуме, при любой вспышке света я вскакивала, и у меня начинала раскалываться голова, наступала стадия невыносимой гиперчувствительности.

Меня водили по всем окрестным врачам, я глотала все мыслимые и немыслимые лекарства, но ни одно существующее средство не помогало. Из-за постоянных пропусков занятий в школе я все больше отставала. Я была хуже всех в классе, соседи смотрели на меня как на инвалида, хотя никто не знал толком, в чем моя проблема. Со мной разговаривали как с умственно неполноценной.