– Этого я не говорил! – осенил себя священным знаком отец, слова «колдовство», как истинный прихожанин, боявшийся как пожара. – Знаю, что Азария, умирая, просила помочь виконту и мать сделала, что могла. Я уже рассказывал. Пока полыхал пожар, все гости и слуги разбежались, кроме пятерых, самых верных. Они с Винсентом и попытались потушить пожар. Ничего бы не вышло, не пойди тогда дождь. Но все равно, они остались рядом с господином, несмотря ни на что. Азария сделала так, что эти пять слуг и их близкие родственники могли приходить в поместье. Марел, отец, был одним из тех слуг. Теперь я, его сын, прихожу вместо него. Ну а платит нам сам виконт. Весьма щедро.

– А что будет, когда у виконта кончатся деньги? – спросила тихо Исабель.

Отец беспомощно развел руками.

– Я знаю, что отец оставался с Винсентом потому, что, как ни странно это звучит, по-своему любил его. Он ведь виконту еще в Больших Ключах, совсем юношей прислуживал, да сюда за ним перебрался. Вытащил его из петли, стал из простого слуги его ка-мер-ди-не-ром, – с запинкой выговорил сложное слово гончар.

– Он, конечно, почти ничего не умел, когда начинал. Но говорил, что для виконта главное, чтобы было с кем поговорить. Чтобы кто-то разделил его одиночество и боль. По-настоящему. Я стал служить виконту ради денег и не смог заменить для Винсента моего отца. Все мы, дети и близкие родные его верных слуг, не живем в поместье, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания тут, но приходим к виконту регулярно. Покупаем для него еду и прочее, что он просит. Что-то он даже готовит сам. Прибираем дом, возимся с садом, насколько можем. Получаем за него письма, если он кому-то пишет. И говорим с виконтом. Отец первые месяцы давал виконту успокаивающих трав, чтобы разум не помутился, но Винсент оказался крепче, чем все думали.

Гончар опять закашлялся и помолчал немного, пережидая приступ.

– Мне кажется, что виконт нашел какой-то выход. Последние несколько лет он стал намного более спокойным. Иногда более злым, но хотя бы не пытается повиснуть в петле или утопиться в пруду, как это было, когда у него служил отец.

Исабель поежилась.

– Папочка, зачем ты рассказал мне это все?

– Я не могу служить виконту, пока не поправлюсь. Я отпрашивался у него на пару дней, а прошло уже четыре. Я очень боюсь, что Винсент со злости решит прогнать меня, и я не смогу отправить тебя в город. Не смогу оставить денег на старость, когда не смогу больше работать в мастерской.

– Ты хочешь, чтобы я заменила тебя? – спросила Исабель.

Отец испуганно замахал руками.

– Нет, нет, что ты! Но я прошу тебя прийти туда и извиниться за меня, вместе с Ханной.

Исабель зябко повела плечами. Она всегда немного робела перед Ханной. Ее муж работал вышибалой в постоялом дворе, неподалеку от Малых Топей, их деревни. Огромный, молчаливый и… покорный перед женой, которая железной рукой держала и его, и пятерых детей, и хозяйство.

– Представляешь, – тут отец улыбнулся. – Наша суровая Ханна прогнала Арела от розария виконта и не пускает к нему. Кто бы мог подумать?

– Розарий? – глаза Исабель загорелись, и гончар с запозданием вспомнил, что розы – любимые цветы девушки. Как-то раз, в детстве, мама рассказала Исабель историю про Королеву Роз. История была грустной, страшноватой и странной, но Исабель так полюбила ее, что решила пересказать другим детям. Правда, те, не поняв, о чем толкует странная девчонка, закидали ее грязью. Именно в тот день покойная мать Исабель стала учить ее играть на скрипке – напоминании о своей не столь давней бродячей юности.

– Не волнуйся, я все сделаю, папа, – Исабель положила руку на руку гончара. – Я попрошу виконта не злиться на то, что ты заболел. Надеюсь, у него осталось еще в сердце доброта и сострадание?