– То, что ты описываешь, Матвей… я не знаю, похоже на влечение, но не на любовь. Впрочем, если вы знакомы недавно, всё еще впереди. Есть шанс влюбиться.

– А если я не хочу?

– Не хочешь влюбляться? – растерянно переспрашиваю я. Странный вопрос.

– Да.

Не хочет влюбляться… значит, не желает ее сделать своей, а значит…

Эти мысли меня угнетают и отчего-то приводят в злое уныние.

– Ну, тогда я не понимаю, что ты творишь, Матвей. Вообще вас мужчин не понимаю. И давай уже закроем эту тему, потому что я действительно ничего не смыслю в мужской любви.

– А у тебя тогда как? – Он никак не отстанет.

– А у меня все уже в ауте, – роняю я неопределенно.

– И сколько их уже таких? – Интерес в глазах напротив пошатывает мои нервы. Алкоголь что, выветрился?

– Много, – не хочу называть точную цифру, но их и правда было много. Больше, чем хотелось иметь, ибо эта статистика настолько неутешительна, что впору поставить на себе крест: никто не может меня очаровать. Никто.

– Да ты нарасхват, – шутит он, в уголках губ играет озорная улыбка.

А я, едва заметно усмехнувшись, болезненно и тоскливо, снова поворачиваюсь лицом к танцполу. Я молчу долго, но Матвей меня не торопит, а может, и вряд ли ждет моей реплики.

Он обслуживает одну даму, потом перебрасывается парой фраз с каким-то парнем, наливает тому выпивку и ступает ко мне, осторожно, чтобы не обидеть, произносит:

– Лер? Пересядешь на диваны?

– А? – Поворачиваю голову.

– У меня алкоголиков тут набирается, – кривая красивая улыбка. – Там пришел мой приятель. Он составит тебе компанию, пока наши не потянутся. Вон там, – указывает на один из столиков в окружении темно-голубых диванчиков.

– Хочешь от меня избавиться? Надоела? – спрашиваю я с иронией, лишь мельком взглянув в ту сторону и вернув взор на Матвея.

– Смотри, – он глазами обводит народ за барной стойкой, – их слишком много, видишь? Я подойду скоро, обещаю. Найду замену на часок и присоединюсь.

– Нет уж, я остаюсь здесь, ты меня отсюда не выгонишь. Ты работай, а я послушаю музыку.

И, подняв руки, я снова прижимаю к ушам амбушюры, врубаю громкость и начинаю раскачиваться на стойке, водя плечами по воздуху и двигая головой, шеей и кистью рук. Где-то на заднем фоне звенит добрый смех Матвея, которому, очевидно, нравятся во мне все эти перемены: сногсшибательный нрав, о котором он даже не подозревал все годы, что мы учились с ним вместе. Помещение охвачено легким полумраком, танцами, обворожительной игрой теней и света. А у меня в ушах звучит отдельная вселенная. Музыка только для меня. Я закрываю глаза и проваливаюсь в чудо.

Матвей выводит меня из транса, когда «наши уже собрались».

– Ты за час сделала мне трехчасовую выручку, – произносит он шепотом мне на ухо, резко сняв с моей головы наушники. – Положу их сюда, ты же не против?

И он с улыбкой прячет их под стойку, где лежит моя куртка.

– Ты не думаешь, что ведешь себя чересчур вольно? – поднимаю брови от его беспардонного поведения. – Мы не настолько близки, чтобы ты мог решить, прятать ли от меня наушники.

Он поднимает руки.

– Я всего лишь конфисковал на время, не злись.

– Я не злюсь, – усмехаюсь я, – просто удивлена, что мы так быстро перешли на непринужденное общение. Не думала, что это возможно.

– Сказать по правде, тоже так думал. Ну что, пойдем к нашим? Я освободился, меня подменит Влад. – Он делает одобрительный жест парню, занявшему место бармена, и обходит стойку.

Матвей подает мне руку и помогает спуститься со стола. Я ступаю сначала на стул, а затем, опершись на плечо парня свободной рукой, легко спрыгиваю на пол. Но по инерции случайно прислоняюсь к Матвею, и мы оказываемся друг другу ближе, чем мы оба могли рассчитывать, когда он решил помочь, а я безмолвно согласилась.