Нюра заправила под косынку упрямый завиток волос.

– До чего я их не люблю собирать, – жаловалась она подруге. – Пока наберёшь, чесаться начнёшь. Что, утихомирился батька? – поменяла она тему.

– Велел сватов ждать, а на Масленицу свадьбу играем.

– Повезло. Он тебе хоть люб?

– Не знаю… – печально протянула Надя. – То и плохо, что красивый. Женится, гулять начнёт.

– У твоего батьки погуляешь. Такого парня отец ей отхватил, все девки в селе завидуют, а она ещё ковыряется. Не дурак он, понимает, что делает. Была бы ты ему не по нраву, не стал бы он с твоим батькой связываться.

– Ты на меня погляди, – Надюша развела руки.

– Да что, я тебя не видела, что ли? Ты мне очень нравишься: добрая, весёлая и, вообще, очень хорошая…

– Нюр, вспомни, с кем он гулял? С Любкой Двойных, с Веркой Васильевой – красавицы!

– Вот дура так дура. Ты что, не знаешь, – гуляют с красавицами, а женятся на таких, как ты да я. Дед сказал, что из таких жёны хорошие выходят. А он знает, что говорит. По тебе Гришка Авдюхин сохнет, попроси отца, пусть за него тебя отдаст.

– Да ну его, он занудный. От скуки пропадёшь, – Надюша засмеялась. – Да к тому же кумовья. Это и спасает.

– Вот такой ты мне больше нравишься. А то ходишь как в воду опущенная. Радоваться надо.

– Нюра, я о нём мечтать не могла, потому и страшно. Боюсь влюбиться, тогда совсем жизни не станет. Всё прощать ему буду, а он об меня ноги вытирать станет. Не хочу я замуж! Не хочу становиться взрослой! Матушка моя – красивая, дородная, а жизнь у неё не весёлая. Отец её ревнует, считает, что он не ровня ей. А почто женился? Так и у меня. Не ровня я Ивану и буду думать об этом всегда.

Нюра с сочувствием посмотрела на подругу, но промолчала. Так в молчании добрали корзины до верху.

– Теперь дед доволен будет. И чем только жует, они ж как резина.

Нюра изобразила, как дед гоняет по рту грибы.

Надя развеселилась, глядя, как Нюра, словно артистка, живо представляла своего деда. Круглолицая, со смешным вздернутым носиком, золотистыми завитушками волос, спадающими на лучистые глаза. Глядя на неё, хотелось улыбаться. А доброты была необыкновенной, всех старалась обогреть и утешить. Надюша любила её и считала сестрой.

– Надь, скажи, только честно, боишься первой брачной ночи? Я вот дюже боюсь… Представлю, как он навалится… А ещё, говорят, дюже больно. Знаешь, – понизила она голос, будто кто-то мог их здесь услышать, – хочу признаться, только ты меня не выдай, ладно? Однажды случайно подглядела, как Тарас с Варей на сеновале этим занимались. Ужас! Тарас так пыхтел и сопел, что я еле сдержалась, чтобы не заржать. А однажды я за ними увязалась в лес, так Тарас, чтобы от меня отвязаться, поцеловал меня по-настоящему, взасос. Меня чуть не вырвало. А они ржали, дураки. Я плевалась и, обидевшись, ушла от них. А они и рады были, – я потом поняла. А тебя кто-нибудь целовал?

– На посиделках в бутылочку играли. Пришлось с Гришкой поцеловаться. Он перетрусил, но ребята заулюлюкали. Но не так целовал, как парни других девчонок. Ребята меня боятся целовать, да я и сама не хочу.

– Во-во, – произнесла Нюра. – К тебе ж на кривой кобыле не подъедешь. Это хорошо, что батька тебе Ивана сосватал. А если такого тюху, как Гришка, – вы б с ним в ладушки играли.

Они выбрались из зарослей орешника, отряхнули юбки, развязали онучи, вытряхивая листья и травинки.

– Я выйду замуж без страха, – вернулась к заветному разговору Нюра. – Я детей дюже люблю. У меня их штук пять будет. А муж мне особо ни к чему.

– Вот сумасшедшая! Чем ты их кормить будешь? Жизнь какая тяжелая пошла.

– Дед говорит, что она никогда лёгкой не бывает. Ягод да грибов в лесу много – не помрём, да и наделы ещё пока есть – справимся. Скоро у нас другая жизнь настанет. Вот мы с тобой неграмотные, а наши дети грамоте обучаться будут все как один. Так на сходе говорили. Как советское государство окрепнет, врагов победим, станут школы строить. Эх! Скорей бы уже хорошее время настало! Так хочется платье красивое надеть, прическу снарядить и по селу туда-сюда, как королева.