В моей жизни женственная загадка, способная придать уют моей пустой квартире, превратилась в развратную ярко-красную обыденность, где женщина лишь плод вожделения, зарождающегося в яичниках и отступающего около крайней плоти. Красная помада была свидетельством её целей на вечер, а смрад сигарет изо рта говорил о её воспитании. Где женщина не больше тряпичной куклы, накрашенная как девица из борделя, и набитая опилками несбывшихся надежд, осколками стекла разочарования и грязью от сапог, побывавших у неё в гостях мужчин. Где женщина не срывала Эдемское яблоко и не совращала первого мужчину, а сама вкусила этот плод и через поцелуй, через обман с запахом ванили передала его мужчине. Там не было совращения – предательство в чистом виде. Да и плода там уже не было, лишь пережёванное послевкусие. Попасть в ад из-за пережёванного вкуса греха – вот, что значит поверить девушке.

Я в мире безумных подозрений, где первая женщина была змеёй в обличье девы. Я во власти стереотипов. Я несчастен. Как можно быть счастливым в мире, где самые красивые существа – самые смертельно-опасные? Подобно Чёрным Вдовам и самкам богомола срывают головы тех, кто их полюбил? Как можно быть художником, где Муза – это суккуб? Где «она» равно «к беде». Где сука – мать, сестра, жена, дочь.

Я сам был виноват в содеянном. Искал лишь подтверждения и их лишь находил вокруг. Везде предательницы, «манипуляторши», изменницы. Нет ни единого примера чистоты. Потеряв надежду на них, не обретя в них веры, отказаться от их тел не составило труда, когда принял, что никогда не смогу испытывать к ним чувства. Я не любил женщин, но я их не ненавидел.

Казалось бы, что очевидный вариант – мужчины, но с ними ху> (>) же. Да, я их чувствовал, и чувствовал их мёртвыми. Поэтому для меня «очевидный» вариант был не очень виден. Как если бы человеку, испытывающему жажду, но по какой-то причине отказывающемуся не то, что пить, даже касаться воды, предложили залить раскалённое железо в рот и уверяли в «очевидности» подобной альтернативы. Я хотел пить, я не был просто идиотом. Просто то, что я хотел – не существовало в реальности, но оно было где-то во мне, раз я знал, что оно есть. А откуда мне было тогда о таком знать, если примеров не имелось? Только выдумать. Тогда и замуровал себя в своих мечтах. Найдя свой созданный идеал, я, как безумец, требовал его снисхождения с небес, с картин, со строк стихов. За малейшее несоответствие карал грузом стереотипов, обрушивающихся на новоиспечённую Музу, как лавина, что обычно не оставляло от неё ни черта, ни чёрточки.

Сейчас, лежа в пустой ванне и маринуясь в керамическом холоде, в бесконечной очереди попыток пытаюсь уловить Музу. Теперь творю её сам. Не жду, как прежде, особенного состояния, вдохновения, а созидаю, и в процессе уже выдавливаю музу подобно фурункулу. Я называю это выдохновением.

Часами напролёт освобождаясь от немногочисленных ненастоящих друзей, от тягостной работы души. В такие часы мой досуг всегда пребывает в ванной комнате. Там я творю своё безобразие, то, что будет нарисовано на клочке бумаги, то, что я пытаюсь снова и снова изобразить не изуродовав и преобразить не испортив в реальный мир. Снова и снова материализация претерпевает крах, моя произведение-попытка задыхается на глазах и до утра обычно не доживает. Она будет разорвана или сожжена, как и многие до неё другие, потому что мертва. Мертвая Она подобна вашей мёртвой «очевидной» альтернативе, если не хуже. Всё же родил её я. И как что-то отвратительно-позорное, я уничтожу её. Раз за разом, зараза, всё разом. Так будет до сегодняшнего дня… Сегодня произойдёт чудо. Пришествие, которого не ждали.