– Какой-такой «Евротур»? – Ганс поскреб бровь.

– Фильм такой. Комедия. Пошловатый, но довольно забавный.

– Не было такого фильма, – убежденно произнес Ганс. – Я бы такую хрень как этот… как ты там его назвал, запомнил бы.

– Мда, теперь я точно уверен, что мультиверс – это правда, – пробормотал Алексей.

– Так что это такое, ну… флю…, тьфу ты, язык сломать можно.

– Хм, это такой… ну… в общем прибор, чтобы доставить максимум удовольствий кретину, забредшему в клуб садо-мазо.

– Ты мне это, название на листочке напиши, – подумав, сказал Ганс.

– Ладно, только ты того, не перепутай, а то всякое может случиться, – Алексей не смог удержаться от подначки.

– Вот что, шутник, будешь Грубером, – поймав недоуменный взгляд Алексея, Ганс хмыкнул. – Раз своего прозвища нет, я тебе его дам.

– Это что, тоже традиция или очередное суеверие?

– Традиция. Я тебя почитай встретил на Стиксе, основные понятия рассказал, а то непонятно, что бы ты делал, когда первого бегуна увидел. Так что, считай меня своим крестным отцом. И нарекаю я тебя Грубер.

– Аминь, – Грубер так Грубер, не самое плохое прозвище, если подумать. Алексей, или теперь уже Грубер растянулся на диване. – Ты же не обидишься, если я тебя не стану называть «папа»?

– Иди ты, Грубер, знаешь куда?

– Догадываюсь, – Грубер зевнул. – Что-то мне мое состояние не нравится. То жрать хочу, то пить, то спать. И хожу словно имбицил какой-то. Котелок совсем не варит, самому противно.

– Так всегда бывает, это откат. Здесь относительно безопасно. Если шуметь не будем никто и не сунется. Так что можно и поспать. К утру нога должна поджить, там и тронемся. Нечего здесь сидеть, примета плохая, вне стаба где-то долго зависать.

– Трудно жить, когда столько примет.

– Нормально, привыкнешь. А завтра тебе тяжело придется. Зараженных по любому встретим. Ты со своей дуры стрелять то умеешь?

– Разберемся.

– Шумная она, нехорошо это. Но с другой стороны, арбалет у нас один, так что… Но, предупреждаю, палить только в крайнем случае, когда другого выхода не будет.

– Почему?

– Увидишь, – зловеще пообещал Ганс, но Грубер уже его не слышал, проваливаясь в вязкий, словно ночной туман, сон.

– Эй, Грубер, подъем! – Грубер вскочил с дивана, нелепо взмахнув руками, и уставился на Ганса, который в это время уже отошел в сторону и теперь укладывал свои немногочисленные пожитки в добротный рюкзак.

– Ты чего орешь? – хриплым со сна голосом произнес Грубер, протирая ладонями лицо.

– Ну ты и дрыхнуть, приятель. Запомни, это Улей, и ты не в крутом стабе, чтобы можно было вот так запросто валяться. Тут тебя очень быстро схарчат, пока ты потягиваешься.

– Все, понял, постараюсь исправиться. Где здесь сортир? Да и умыться не помешает.

– Вон за той дверцей, – и Ганс указал на довольно неприметную дверь, почти не отличающуюся от деревянных панелей на стенах в этой комнате. – Я тут успел немного прошвырнуться, пока все тихо. Это странно и непонятно, уже вроде новый кластер должен был образоваться, а никто в эту сторону не спешит. Это очень-очень странно. Да и с кластером этим не все так просто. Я о нем случайно узнал, какая-то тайна за десятью печатями, только для очень избранных.

Последние слова Грубер уже не слышал, потому что за неприметной дверью обнаружил очень неплохой санузел, который был к тому же оснащен душем. Вода нагревалась в бойлере, а так как электричества не было, то и нагревать ее было нечем. Но Грубер не смог отказать себе в удовольствии постоять под тугими струями, пусть они даже были холодными. В голове царила пустота, которую он даже не пытался чем-то заполнить. Не верилось, что прошел всего один день с того времени, как он сел на поезд, чтобы уехать домой. Вода текла по спине, по плечам, а Грубер продолжал стоять, опершись руками на выложенную голубой мозаикой стену. Он уже начал дрожать от холода, когда почувствовал, что струи воды стали заметно тоньше, а вскоре превратились в отдельные капли.