Генералы тем временем обсудили сложившуюся обстановку. Перед нашим отъездом Роммель еще раз напомнил командиру дивизии:

– Вы должны атаковать сразу же после того, как ваши танки займут свои позиции, не давая томми времени окопаться.

На рассвете мы покинули бивуак к западу от Белого дома и вновь сквозь густую пыль отправились в Акрому. Колонны, шедшие в обратном направлении, и машины впереди нас вздымали такие густые клубы пыли, что мы могли определить направление только по телеграфным столбам. И опять машин было только три: Роммеля, моя и легкая бронемашина.

В Акроме обер-лейтенант Валь, командовавший четырьмя танками, увидев Роммеля, тут же вытянулся по стойке «смирно». Пока Роммель внимательно изучал в бинокль опорные пункты к востоку от Тобрука, мы с Валем, обаятельным малым, полным юмора и веселья, немного поболтали. Роммель молчал, словно завороженный увиденным. Он держал свой небольшой торс прямо, расставив ноги и согнув в локтях руки, державшие у глаз цейссовский бинокль. Подбородок выдвинут вперед. Очки из Мекили – поверх фуражки.

– Господин, лейтенант, мы отправляемся, – неожиданно произнес он резким тоном. – Велите этому офицеру со своими танками следовать за нами.

Сказав это, он прыгнул в свою машину и выехал вперед. Я передал его приказ. Офицер-танкист вертикальным движением руки вызвал свои танки. Валь забрался на свой танк и, улыбаясь, сказал:

– Вперед на Тобрук!

Мы проехали несколько миль. То и дело вокруг нас рвались снаряды. У сухого русла мы миновали итальянскую батарею, которая лихорадочно отвечала на огонь из Кингс-Кросса в Тобруке.

Роммель сделал остановку и изучил карту. Я обернулся и заметил, что танки не поспевают за нами. Клубы пыли, поднимаемые ими, мчались вперед. Генерал поманил меня жестом, и я подошел к нему. Он энергично ткнул пальцем в карту. Я узнал западный фланг линии обороны.

– Батарея показана правильно, но где же батальон берсальеров? Он должен быть на высоте прямо впереди.

Он вновь посмотрел на карту и сердито произнес:

– Итальянское командование, очевидно, указало неверную позицию, – и добавил: – Итальянский генерал, по всей видимости, еще не добрался до своих людей.

В этот момент сзади подошли танки. Внезапно все сухое русло покрылось разрывами снарядов. Залп прозвучал почти над нами.

– Езжайте назад и прикажите танкам оставаться на месте до получения дальнейших указаний! – прокричал мне Роммель. – Я поднимусь наверх.

Не очень-то приятно ехать по сухому руслу к танкам туда, где интенсивность обстрела самая высокая. Передав приказ, я вздохнул с облегчением и велел своему водителю побыстрее ехать в сторону фронта. Я вылез из машины у подножия возвышенности и побежал вверх по склону. Роммель лежал на земле, а слева и справа рвались снаряды. Он был совсем один, поскольку оставил в штабе даже Альдингера, который должен был разгрести накопившиеся горы донесений.

Я наблюдал, как Роммель, лежа на животе, внимательно изучал в бинокль местность. У него были плотно сжаты губы, а широкие скулы побелели. Фуражка была сдвинута на затылок.

– Форт Пиластрино, – пробормотал он.

Я бросил взгляд на его карту, а потом спрятался за кучу камней и тоже стал изучать местность. Склон впереди нас шел вниз, а затем так же равномерно подымался. На гребне были видны треугольной формы каменные руины, увенчанные плотной сеткой колючей проволоки. В отдалении была видна еще одна высокая каменная насыпь, гораздо выше первой. Я делаю вывод, что это и есть Пиластрино – НП противника.

Роммель впервые видел оборонительные укрепления Тобрука, но у нас не было средств для оценки их мощи. Вдруг мы заметили какое-то движение вдоль периметра руин. Роммеля, казалось, охватил азарт.