Ну, я пот со лба утер, слегка дрожащей рукой плеснул себе "Боржопи" на два пальца, чтобы стрессовую ситуацию снять.
– Вылазь, – говорю грустно под стол. – Вылазь, коллеги, аудиенция окончена. Благодетеля пытать забрали за то, что новый государственный пиджак испортил.
Вдруг к моему ликованию флаг распахнулся, Президент к столу едет, улыбается, только уже не в костюме с галстуком, а в своей парадной гимнастерке Главного Фельдмаршала Всех Войск и Армий, на которой переливаются и позвякивают пять звезд Героя России, четыре НовоГеоргия, юбилейная медаль «Десять лет, как жители покинули город Астматьевск» и собачий жетон «Чемпион породы».
Уперся в стол, остановился, обвел нас проницательным взглядом.
– Значит, на Марс полетите, господа ученые? Это – хорошо! Человечество о Марсе мечтало. А больше всех Россия мечтала. Поэтому и честь первыми ступить на эту планету выпала именно россиянам. Страна на вас надеется…
И снова доверительно к нам наклоняется и с хитрым прищуром продолжает:
– Так что, вы, мои дорогие, когда дверь после посадки откроется, особо не церемоньтесь – локтями работайте, не стесняйтесь. Американцы-то вас поначалу, вообще, не хотели брать. Ну, а мы такой вой на весь мир подняли…
И хотел он обратно на спинку откинуться, но что-то в организме не пускает. Так и замер в наклоне, и глазами завертел,
Ну, я уже наученный – подскочил к нему сзади, за плечи дернул, глаза ладонью придержал. Хрустнул Президент, но в себя приходит, лампочками не мигает, улыбку держит.
– Спасибо, – говорит, – дорогой профессор по логике. Это я о судьбах Вселенной призадумался.
А я к нему со всем сочувствием:
– Не бережешь ты себя, государь Президент. Напряженно мыслишь, потому и глаза выскакивают. На вот, "Боржопи" глотни, только осторожно, а то этот, с паяльником, из-за флага подглядывает, малейшей оплошности ждет.
– Хороший ты мужик, профессор! – говорит Президент и стакан берет. – Назначаю тебя Главным Фельдмаршалом Покорения Марса!
А как глоток сделал, опять закривлялся, задергался, изо рта дым пошел. Сирена загудела, Благообразный выскочил.
Профессор по марсологии под стол на этот раз падать не стал, только побледнел «кувалдой» и руку за пазуху сунул. Ну, а как въехал, что шухера нет, вообще, расхрабрился и шипит Благообразному:
– Если ты, шнырь, еще раз пахану полюса перепутаешь, я с кремлевской братвой тебя на хор поставлю!
А тот и ответить ничего не успел, потому что вбегает вдруг в кабинет Второй Фельдмаршал и орет свирепо:
– Папрашу немедленно очистить резиденцию!
Мы такой перемене натурально удивляемся и бегом, как ужаленные мустанги, мчимся к выходу.
У крыльца правительственный "ВазоЗапор" мотором фырчит, дверцы распахнуты. Второй Фельдмаршал последним внутрь заскочил, водилу разбудил и командует:
– Давай, сынок, пулей в Совет Министров! Американцы через два часа на космодром выезжают.
И вот мы уже в Совете Министров, и опять бегом по коридорам, но тут фельдмаршалов и маршалов нет, двери сами вовремя открываются и закрываются. Только у последней двери два прапора первого ранга стоят, и один из них с улыбочкой, небрежно, пальчиком профессора по марсологии манит.
– Эй, рожа, – говорит, – пушку отдай.
Профессор по марсологии натурально удивляется, гудит:
– Какая пушка, ты чо, братила?
А тот ему в упор и заявляет:
– Твой братила в овраге торопливо дохлую лошадь доедает. И ты, ублюдок, поторопись, ты не в Мавзолее у Самоделкина. Тут хата серьезная.
Улыбаться перестал и коленом дернул.
Профессор пополам сложился, но ствол достал. Протягивает, кланяется – так отдать хочется. А крапчатый снова развеселился, пушку взял, по плечу его потрепал и локтем, как бы невзначай – бац! – по челюсти.