Это моё рабочее место

Когда стало темнеть, ветер немного стих, а дождик превратился в ливень и сгладил волну, мы сделали попытку выйти из бухты, преодолевая навальную волну, но ничего не получилось. После 5-й преодоленной волны я понял, что, повернув направо и огибая мыс, мы не сможем идти боком к трехметровой волне. Выждав минимальную по высоте волну, я развернулся и пробкой на волне, гонимый ветром в корму, влетел в бухту и успел уйти влево вглубь нее. Мы встали на носовой якорь отдышаться.

Это был знак судьбы – тебе дали понять, что идти не стоит, остановись, ночуй, а утром уйдешь. Но куда там. Через два часа, когда волна улеглась до полутора метров, а ветер не превышал 7 м/с, я повторно принял неправильное решение – выходим. Капитан не имеет права без оправданной нужды рисковать кораблем и командой!

Со второй попытки мы легко вышли из бухты и начали пробираться в полной темноте в Петрозаводск. Шли под генуей, хоть и трудно, но с удовольствием, как застоявшиеся кони, желавшие доказать себе, что они рысаки. Все бы ничего, но вскоре ветер усилился вновь до 13 м/с и разогнал волну под два метра. Идти было все тяжелее, и вскоре сейлинг превратился в борьбу за судно и жизнь. Вся надежда была на электронные карты. Периодически я посылал матроса смотреть карты, но он не знал программы, а перекричать бурю было сложно. Все же я получал требуемые данные и вносил коррективы в курс лодки.

Неожиданно перед нами появился «12-ти этажный дом весь в светящихся окнах», и я стал просить Никиту посмотреть на карте: мы что, уже к Петрозаводску подошли? Потом до меня дошло – это был четырехпалубный «пассажир», боровшийся со штормом. Наши курсы пересеклись. Корабль шел чуть быстрее в Петрозаводск, и я пытался прикрыться им от волн. Какое-то время удавалось. Мы шли вслепую. Только компас, память карты и электронная карта. А Онега – это не море-океан, тут полно мелей и скальных отмелей с островами.

Так продолжалось до рассвета, когда мы подошли к городу. Стало ясно, что на такой навальной волне к набережной нам не подойти, мы ушли вглубь залива к подветренному берегу и там встали на якорь в ожидании развития событий.

Только часам к семи утра нам удалось подойти к набережной в центре города и спрятаться от волн за причалом для больших пассажирских кораблей.

Набережная у пассажирского порта в Петрозаводске

Я так устал от этой гонки по волнам, а шли мы не менее 7—7,5 узлов, что сразу ушел в свою каюту спать, а матрос, приведя все на лодке в полный порядок, спрыгнул на набережную, уселся на парапет и, болтая ногами как какой-нибудь пацан, стал следить за кружением чаек. Представляю, что он пережил. Часть жутких событий той ночи в рассказе я пропустил. Сквозь дрему я слышал препирательства своего матроса с капитаном небольшого прогулочного теплохода:

– Эй! На яхте!

– Слушаю вас.

– Уберите свою посудину отсюда на …! Мешаете разворачиваться! Размажу о стенку! Где капитан?

– Господин Капитан очень устал после ночного перехода, сами знаете, какая была погода, и теперь отдыхает. Будить его я не буду, а вы, небось, капитан бывалый и не первый раз здесь маневрируете, так что вам не составит труда нас не задеть.

– Пошли вы….

– Вы не серчайте, мы только оттуда.

Яхту заболтало – судно, напряженно работая винтами, отошло. Сквозь дрему про себя я поблагодарил матроса за то, что не пришлось вставать и переставлять яхту, и отключился.

Сегодня матрос улетает. Мы заняты сборами и приборкой лодки после ночного испытания. Для матроса все позади, но он сосредоточен и серьезен. Все делает быстро и основательно. Нам грустно от предстоящего расставания. Мы вспоминаем пролетевшие недели и шутим над собой.