Мы привозили с собой грабли. Всю территорию лагеря и вокруг мы очищали от мусора, палок/веток и иголок так, что все ходили босиком. Тропинки от лагеря к лагерю через «лес», что проглядывался насквозь метров на 500, так же проходили граблями на ширину пару метров, чтобы удобнее было ходить в гости. Кстати, все дни рождения было принято праздновать всем «берегом». Мы соревновались, кто оригинальнее и нужнее придумает подарок. Писались поздравительные стихи и песни. Вечером перед общим костром было купание и салют.

Это мы можем

Это место был наш курорт. Дети здесь проходили такую закалку и практику выживания и обучения, сживаясь с природой, что опережали в своём развитии сверстников сразу на пару лет.

Единственным, что связывало нас с цивилизацией, был магазин «сельпо» и почта в деревне за 5—7 км от озера, куда мы ездили за хлебом. Располагались они в обычных бревенчатых избах. В магазине почти ничего не было кроме соли, спичек, серого хлеба, рыбных консервов «килька в томате», трехлитровых банок с томатным соком и солеными огурцами, крышек для консервирования, сухарей, сушек, чего-то из сладкого, уж и не помню, что еще. Спиртное завозили нечасто, и надо было попасть на него. Собственно, мы ездили только за хлебом, а все остальные продукты везли с собой из Москвы на всё время отпуска.

Рядом с этим магазином находилась почта, а вокруг, в небольшом отдалении, избы, крытые еще дранкой. Магазин, почта и дома побогаче были крыты железом или шифером. Все заросло бурьяном и крапивой, кроме тропинок и проездов между домами. Асфальтовых дорог не было, сплошь песчано-гравийные. Уличных фонарей и ТВ антенн не видно. На всем мох и следы времени.

Холодно и дождь, а умываться надо

Незабываемое ощущение вечности. Магазин и почта…, казалось, что они стоят вечно со времен царей. Под стать им и строения вокруг, и на хуторах, где были дома, крытые дранкой с земляным полом без электроэнергии. Выращивали местные в основном картошку и другие овощи. Фруктовых деревьев было мало, только кусты смородины. У всех были большие огороды.

Все, кого мы видели, бабушки, дедушки, их дети, все – неопределенного возраста, на их лицах отражена вся их трудная жизнь, но глаза и лица светлые и приветливые, добрые, полные достоинства. В них было то, чего я не вижу сегодня в селянах – спокойствия и достоинства (люди стали суетны, беспокойны, не могут смотреть тебе прямо в глаза). Морщины на лицах украшали их, передавая тяжесть пережитого и испытанного в этих лесах и болотах с еще оставшимися окопами и оружием времен войны.

Закаты мы наблюдали через всё озеро

На почте мы отправляли письма на «большую землю в Москву» и получали ответы «до востребования» – писали ручками/карандашами на бумаге в клетку или в линейку и запечатывали в конверт – никаких Е-мэйлов не было, но люди общались. Ой, какие мы письма писали и получали, как книги, их читали и перечитывали, а отправить/получить можно было только на почте (а сейчас родня даже по Е-мэйлам ленится писать, да и уж звонить по телефону не хотят, ну ещё черкнут 2—3 слова в мессенджере – что стало с людьми? Черствые, но красиво одетые и приятно пахнущие – доброты и уважения друг к другу не стало – «Я/Мы превыше всего). Помню, там на прилавке стоял телефон времен царя Гороха, но он исправно работал и по нему все говорили с «межгородом» без всяких кабинок. Тут же на прилавке были выложены милые открытки и простые конверты без марок. Огромная печка, круглая, в железе. Стоит особый запах веков, истории, основательности, все пропитано неспешностью, время там останавливалось.