Выбрав себе стратегически правильную тактику, папа, сидящий через проход от нас, притворяется спящим. Обиженная Наташа умеет заставить других чувствовать себя излишне виноватыми. Самолет слегка потряхивает в особо турбулентных зонах, и каждый раз мое сердце на пару секунд перестает биться. Как, наверное, и у всех. В конце концов, сидеть в тесной коробочке в десяти километрах от земли и ни капельки не бояться человеку запрещает инстинкт самосохранения.

Мачеха достает из сумки косметичку и в десятый раз начинает поправлять макияж.

– Алиса, давай-ка я тебя накрашу, – вдруг обращается она ко мне.

Макияж, как и шмотки, меня раздражает: в конце концов, преимущество восемнадцати лет – это возможность быть натуральной.

– Нет, спасибо, – я усиленно ищу в голове вежливую причину отказа. – У меня… эм-м-м… кожа очень сушится в самолете. И косметика не даст порам дышать… в общем, весь макияж потрескается.

Наташа очень естественным жестом надувает губки.

– Тебе лишь бы поспорить, – с чувством обижается она и начинает обильно посыпать щеки румянами.

Отворачиваюсь к иллюминатору. Земли не видно: весь путь устилают белые, пушистые облака. Словно и не на самолете мы летим, а едем по заснеженному полю на огромном тракторе. Напротив моих глаз, прямо у линии горизонта, колоссальное вертикальное облако закручено, словно крем из взбитых сливок на любимых маминых пирожных. А слева, если внимательно всмотреться в группу сероватых туч, можно увидеть дракона с длинным змеиным хвостом.

Я достаю из рюкзака свой альбом и карандаш. Картина из облаков, где огромная неведомая рептилия принюхивается к десерту с воздушным безе кажется мне уж слишком привлекательной, чтобы обойти ее стороной.

– Алиска, – тут же заговорщически шепчет Наташа с соседнего места. – А нарисуй меня!

– Опять?

Наташа с громким щелчком закрывает пудреницу, отчего папина соседка, бабуля лет семидесяти, непроизвольно вздрагивает и косится в нашу сторону.

– Да! Это будет так круто! Я опубликую твою картину в Инстаграме и подпишу: «Снова в школу или как я опять попала в первый класс.» Ну, ты понимаешь? Первый класс? В школе и в самолете.

Она говорит так громко и возбужденно, что мне становится неловко. Папа все еще притворяется, что спит, но на его губах играет легкая энигматичная улыбка. Его всегда забавляет энергия, изобилующая в молодой и прыткой жене.

– Давай лучше я тебя сфотографирую, – шепчу я, чтобы убавить звук у нашего диалога. – Рисовать долго, и освещение в самолете эм-м-м… не очень выгодное… А фотография точно получится.

– Алиса, ты когда-нибудь, хоть на одно предложение сможешь ответить «да»? – разочарованно шепчет Наташа. – Я сама себя могу сфотографировать. У тебя все равно не получится так, как мне надо.

Она со вздохом достает из сумочки мобильник.

Автоматически продолжаю водить карандашом по листу бумаги, но очарование уже ушло, и рисунок получается замыленным.

Как бы Наташа меня ни раздражала, стоит признать, что тут она права. С тех пор, как не стало мамы, я действительно закрылась от этого мира. Я говорила «нет» всем его предложениям. Танцы, друзья, одежда, путешествия, открытия. Я даже пропустила в школе тот год, мне было совершенно безразлично мое настоящее и уж тем более будущее.

Школьный психолог в прошлом году посоветовала мне говорить «да» хотя бы десять раз в день. Но даже если бы я послушалась, то что бы это изменило? Природное упрямство, усиленное тоской по самому близкому мне человеку и бесконечными кошмарными снами, побеждает всухую любую битву с психологическими приемчиками.

Вздыхаю. Закрываю блокнот.