Линней взялся за эту работу в родной Швеции, поэтому первые переименованные виды оказались шведскими и, шире, североевропейскими. Таким образом, западная научная традиция именования всего живого с самого начала имела шведский «акцент». Даже сегодня чем дальше вы от Швеции, тем больше шансов обнаружить неизвестный науке вид. Но тяготение к родной природе было не единственным, что отличало Линнея. Он также, что вполне понятно, оставался человеком – иначе и быть не могло. А потому был склонен изучать те виды, которые привлекали его человеческое внимание. Ученый любил растения, питая особый интерес к их репродуктивным системам. Впрочем, он изучал и животных. В их царстве наибольшим его вниманием пользовались позвоночные, а среди позвоночных Линней выделял млекопитающих. Впрочем, мелкие виды млекопитающих, например бесчисленных мышей, он не замечал, предпочитая им виды более крупные. В целом же его интересовали либо виды, приятные глазу и обращающие на себя внимание его самого и его коллег, например цветущие растения, либо виды, более или менее сопоставимые с людьми по размерам и поведению, что облегчало работу по их изучению и описанию. Иначе говоря, предложенная Линнеем фокусировка была евроцентричной и антропоцентричной. Ученые, которых Линней лично обучал и скромно называл своими апостолами, в основном переняли его предубеждения – как и почти все иные специалисты, изучавшие с той поры природу. Вышеупомянутая предвзятость влияет не только на то, какие виды получают имена в первоочередном порядке{7}, но также и на то, какие виды изучаются подробнее и, что особенно важно, объявляются достойными природоохранных усилий.
Главная проблема евроцентризма и антропоцентризма в науке заключается в том, что они формируют у нас превратное представление о мире. Из-за них мы начинаем думать, что изученные нами виды отражают не отдельную часть мира, которую мы взялись исследовать, а мир целиком. Насколько ошибочно это представление, выяснилось несколько десятков лет назад, когда ученые задались простым вопросом: «Сколько всего биологических видов на Земле?»
Попытки всерьез ответить на этот вопрос начинаются с усилий энтомолога Терри Эрвина. В 1970-х годах он приступил к изучению группы жуков, живущих в кронах деревьев во влажных тропических лесах Панамы. При этом упомянутые древесные жуки, которые в основном обитают там, где ветви касаются облаков, по-английски именуются земляными жуками (ground beetles) – по той причине, что впервые они были изучены на Европейском континенте. В Европе их разнообразие не особенно велико, но живущие здесь виды действительно бегают по земле.
Занимаясь поиском и описанием земляных жуков, обитающих в поднебесье, Эрвин применил новый метод. Он взбирался на высокий ствол при помощи веревок, а потом распылял в кроне соседнего дерева пестицид; изначально этой процедуре подвергались деревья вида Luehea seemannii. Спустившись на землю, ученый ждал, пока сверху не начнут падать мертвые насекомые. Когда Эрвин впервые применил этот метод, на расстеленный под деревом брезент посыпались десятки тысяч насекомых. К его большой радости, среди них преобладали земляные жуки, хотя и не только они.
В конечном счете Эрвин насчитал на деревьях Luehea seemannii примерно 950 видов жуков – по крайней мере, из числа тех, которых ему и его коллегам удалось идентифицировать. Кроме того, он подсчитал, что в образцах встречались еще 206 видов жуков из семейства долгоносиков, но ни у одного специалиста по долгоносикам не нашлось времени, чтобы провести тогда формальную процедуру сортировки. Совокупный итог, составивший примерно 1200 видов жуков, живущих на одном только виде деревьев в одном отдельно взятом лесу, превышал количество видов птиц, обитающих на всей территории Соединенных Штатов. Затем Эрвин обратился к другим видам насекомых и вообще членистоногих. Он обратил внимание на то, что новыми для науки оказались не только большинство видов земляных жуков, но и основная масса прочих жуков, а также всех остальных членистоногих. Более того, когда Эрвин принялся обследовать другие виды деревьев, то там обнаружились не те, кто населял