Мимоходом замечаю, что дети тоже притихли.

– С ночёвкой. – говорю спокойно. Наверное, даже слишком спокойно, потому что только сейчас Паша поднимает на меня глаза, замечая, что я уже не ем, а просто смотрю на него.

– Викусь, так я тебе, что, правда не говорил? – и опять это удивление в голосе. – Или у тебя были какие-то другие планы?

А я смотрю на мужа и пытаюсь подобрать самые щадящие и правильные слова. Вокруг нас слишком много любопытных и всё запоминающих ушек, которые с удовольствием будут повторять все «интересные» слова налево и направо.

– Нет Паш, ты мне не говорил. – отвечаю, но губу не перестаю жевать. Так я себя останавливаю, чтобы не начать грубить. – А насчёт планов, так я надеялась, что ты с детьми побудешь в субботу полдня, пока я схожу на маникюр и в магазин нужно забежать будет.

– И всё?! – и снова слышу его удивление. Но когда он начинает улыбаться, я даже выдыхаю, надеясь услышать, что муж пошутил, да только куда там! – Я думал у тебя, что-то серьёзное. – хмыкает как ни в чём не бывало а у меня начинает дёргаться глаз. Вот чувствую своей приличной пятой точкой, что сейчас он выдаст. – Ну, перенеси свои ногти, Зай. А в магазин можно и с детьми сходить.

И от каждого его слова, мои глаза становились всё больше, а губы всё плотнее сжимались.

– Мам мы поели. – тихо начинает Ксюша и начинает вставать из-за стола.

И я вроде и замечаю, что она особо ничего не съела, но молчу и смотрю на мужа. И Катя с Мирошей тихо выскальзывают за сестрой, ретируясь с кухни.

Мы не ругаемся с мужем. Ну почти. Точнее, мы не повышаем голос друг на друга. Не оскорбляем, не ругаемся матом. Особенно дома и при детях, стараемся держать все свои слова под контролем. Хотя «паразитов» у нас хватает, но и с ними мы боремся.

Сейчас же мне хочется рассказать мужу, всё, что я о нём думаю. Причём громко и некрасиво. В общем – не леди я сейчас, ой не леди!

– Дорого́й мой супруг, – выдыхаю медленно, аккуратно взвешивая все слова, – Я, с НАШИМИ детьми, просидела на больничном две недели. Две! Параллельно работая, выполняя задания по школе, посещая кружки, вычищая по десять раз на день дом и стараясь не поехать крышей от количества произнесённого слова «мама» за день. – так, я молодец. Сказала всё это и даже голоса не повысила. Сейчас выдыхай Вика ещё раз, и продолжай также спокойно, – И вот завтра нас выписывают. Значит, с понедельника все разойдутся по школам и садикам, а я на работу. И я хочу пойти на работу как человек, а не как убитая домом женщина. Но ты, вдруг, вспомнил, что вы с мужиками уже целую неделю планируете рыбалку. С ночёвкой, мать… пере-мать!

– Вик ну ты чего? – удивлённо спрашивает Паша, но по взгляду вижу, что сейчас ему дойдёт. И раз… два… три… – То есть ты хочешь оставить меня с детьми на полдня, а само́й пойти по магазинам. А сделать это завтра, например, можно? – и столько возмущения поднимается в его голосе. – И я, вообще-то, обещал. А ты и так сидела всю неделю дома, а я работ… ал. – последнее он уже договорил шёпотом, потому что явно заметил, как изменилось моё лицо. – Зай, я не это хотел сказать.

– Это. – останавливаю его, поднимаясь из-за стола и начиная убирать всё в мойку.

– Викуль.

– Всё нормально, Паш. Я поняла. Ты работаешь – я сижу дома. Это равносильно тому, что ты трудишься, а ничего не делаю. – говорю вроде, спокойно, но внутри горит огонь обиды. С психом ставлю тарелки в мойку и замечаю, что одна разбивается. – Фу-у-у-ух. Иди Паш. Там, кажись, за тобой приехали. Только знаешь, что, – решаю ему всё-таки сказать, – в следующий раз, когда нужно будет идти на больничный, с детьми будешь ТЫ!