– О, док! – обрадовался он. – Ты молодец и средство твое классное, спасибо, друг!

Я был доволен.

– Ну что, все «окей»?

– «Окей», «окей», потом еще налей, – продекламировал штурман.

Тут же подошел помощник. Лицо его было злым, бледным и несколько одутловатым, как у человека, измученного длительным невысыпанием.

– Так вот, док! Ты только служить начал, а уже второй раз меня подставляешь, со старшим товарищем шутки шутишь!

– Какие шутки? – удивился я.

– Ты почему мне другие, чем штурману, капли накапал, а? Я на тебя так надеялся, а ты!

– Да что вы говорите! – возмутился я. – И лекарство то и доза та же!

– А почему штурман «три», а я… – И он пальцем показал «ноль». – А? В чем дело, доктор? Ты меня так подвел.

– Да что вы говорите, товарищ капитан-лейтенант, все было, как у штурмана, – оправдывался я.

– Ну, смотри, что-то ты мне мозги пудришь.

Позже я узнал суть дела. Оказалось, у них в Новороссийске были две знакомые женщины, которые проживали в одной квартире. Придя к ним, собрав стол и выпив, они приготовились к самому главному. Предварительно зайдя на кухню и, чокаясь пенициллиновыми флакончиками, были застигнуты врасплох одной из хозяек.

– Мальчики, а что вы тут пьете? – поинтересовалась она.

Это так смутило помощника, что его последующие усилия были тщетны, и ночь любви превратилась в сплошные страдания без сна и без любви. У штурмана нервы были покрепче, он не обратил внимания на этот провокационный вопрос, и все у него пошло, как по маслу, к большому удовольствию, как его самого, так и одной из хозяек.

Результат – мои медицинские возможности в этом деле и авторитет дали трещину.

Корабль возвратился в Поти устранять выявленные в походе дефекты ремонта. Через несколько дней внезапно в медпункте появился Володя Свидерский.

– Слушай, я к тебе. Назначен проверить твою деятельность в составе комиссии, проверяющей корабль, и составить акт. Ты понимаешь, дружба дружбой, а служба службой.

Я был очень удивлен, особенно последними словами Вовки.

– Ну и проверяй, давай копай, тебе ведь приказали, – провожая, сказал я.

На следующий день Свидерский целый день шатался по кораблю, совал свой нос всюду, присматривался. Просмотрел все мои бумажки и в результате при подведении итогов комиссии появился акт, где в отношении медицины прозвучали очень нелестные слова. Я был в шоке.

– Ты что, обалдел? – шипел я на него. – Мог бы и не писать так гнусно.

– Дружба дружбой, а служба службой, – причитал он. – Ты должен меня понять.

Я, конечно, понял, но затаил. Бумеранг сделал свое дело буквально через неделю. Меня вызвали к командиру дивизиона ремонтирующихся кораблей, и мне была поставлена задача проверить медслужбу «Огневого» самым внимательным образом и отразить результаты проверки в акте. Немезида торжествовала. Сделав постную и безразличную рожу, я явился к Свиде и изложил суть дела. Он обмяк:

– Что, мстить будешь?

– Да ты что, мы же друзья, но дружба дружбой, а служба службой. Так что завтра готовься. Даю тебе полдня для устранения недостатков. Видишь, я поступаю благородно, никакой внезапности.

На следующий день с утра я начал свое черное дело. К вечеру, уставший и удивленный бардаком, который был у Володи, ушел писать акт. Сами понимаете, акт был злой, но абсолютно справедливый. Командир дивизиона был доволен.

– Молодец, хорошо отразил дело в этом клоповнике. Я им всем, и не только доктору, такой втык дам, долго помнить будут. Полтора года ремонтируются, а кавардак устранить не могут!

После оглашения моего акта, Володька не выдержал и заскочил ко мне.

– Слушай…

– Не хочу я служить, мне так тяжело.