На нашем корабле командиром БЧ-V (то есть электромеханической части) был капитан-лейтенант инженер М. Якованец. Вообще-то служба механика на корабле – это очень тяжелая доля. У них не бывает перерывов в работе. В походе – это работа всех механизмов, обеспечивающих ход корабля, тепло, освещение, работы всех агрегатов и так далее, а на стоянках – работа вспомогательных механизмов, обеспечивающих повседневный быт личного состава. Механик и его два помощника (командир машинно-котельной и электротехнической группы) – самоотверженные ребята. Они всегда в деле, в проблемах, в ремонтах. От их одежды на корабле обычно пахнет маслом, а «прогары» (яловые ботинки) излучают особый запах смеси машинного масла, пота и мазута.

Якованец служить не хотел, но долг выполнял, иногда, правда, удивляя меня своими выходками. Скажу сразу, что корабельные доктора и механики чаще всего были союзниками и даже друзьями. Так, Якованец в самом моем корабельном младенчестве выразил мне свое доброжелательное отношение и часто в разгар рабочего дня, когда у него все крутилось и проверялось после ремонта, неожиданно появлялся в моей каюте, садился в кресло и начинал разглагольствовать о превратностях нашей жизни. Он был холост и, когда ему удавалось сойти на берег, был не очень разборчив в выборе подруги на вечер, а, если позволяла обстановка, то и на ночь. А утром ругал себя за эту нетребовательность к внешнему виду, возрасту и интеллекту своих временных подруг.

– Представь, док, вчера вырвался с корабля, ну понятно «принял на грудь» всего-то грамм 250-300, тут же познакомился – вроде баба ничего, все на месте, а утром у нее проснулся, смотрю – старуха облезлая и зубы редкие, тьфу ты! Дурак я. Вот жизнь, а?

Я проводил с ним короткую профилактическую беседу, наставляя на путь истинный, но он повторял все с пугающей частотой.

– Док, дай-ка я посплю в твоей каюте, – просил он в самое неподходящее время. – Устал я смертельно, – залезал на мою койку и тут же засыпал.

«Хочешь жить в уюте – спи всегда в чужой каюте», – любил приговаривать он. Пока он спал, дежурный по ПЭЖ (пост энергетики и живучести) метался по кораблю в его поисках, ибо что-то не ладилось, где-то что-то не работало и не крутилось.

– Доктор! – с надеждой спрашивал дежурный. – Он не у вас? Господи! Куда он провалился, ведь на берег не сходил. А у нас ЧП.

Я, молча, отдергивал занавеску и указывал ему на верхнюю койку.

– Товарищ капитан-лейтенант, товарищ капитан-лейтенант, срочно ваша консультация нужна! Не работает…! – и начинается перечисление что не работает и что вышло из строя.

Якованец нехотя вставал, бубня себе под нос, что молодежь ни хрена не знает и без него ничего не решает, что он очень устал и хочет спать, и вообще, пошло оно все к чертовой матери. Однако дело свое знал и через какое-то время, после его вмешательства, все работало, крутилось и вертелось.

Командир на дух не переносил Якованца.

– Лентяй, разгильдяй, – шипел он старпому. – Вы его почаще контролируйте, говорят, что иногда его с ищейкой на корабле не найдешь. А вы, доктор, я знаю, покрываете его. Мне докладывали, что не раз находили его на вашей койке. Я и вас буду наказывать за соучастие, так сказать. Корабль вот-вот закончит ремонт, а он, разгильдяй, спит вместо контроля работы механизмов. Черт знает что делается!

Старпом стоял по стойке смирно, пыхтел и, медленно разъяряясь к концу командирского разгона, как боевой конь пред атакой, уже стучал копытами. Я, понимая, что Слон вот-вот ринется к механикам, тихонько смывался и мчался в ПЭЖ предупредить дежурного, что сейчас состоится экзекуция, и что Слон вот-вот будет «на боевой тропе». Вся БЧ-V сразу же приходила в движение, все рьяно выполняли свои обязанности. После короткого налета старпом успокаивался, и всё приходило в исходное состояние.