И вдруг эта неожиданная встреча. Ленка постарела, пополнела и подурнела. Видно, что давно не была в парикмахерской, и совсем не  пользуется косметикой.  Но всё равно это была Ленка, с абсолютно искренней радостью от встречи со мной.

Я предложила пойти в ресторан или в кафе, потому, что этот вечный дождь, не допускал никакого общения на улице. Ленка смутилась, глядя на свои стоптанные туфли и авоськи в руках. Извинившись за отказ, неожиданно позвала к себе в гости, тем более что жила она в двух шагах.

И я, чтобы не смущать её ещё больше, согласилась. Она обрадовалась, и мы пошли.

Это был совсем другой дом. Двухкомнатная  хрущёвка  на четвёртом этаже без лифта. Дверь открыл бородатый мужчина в джинсах и майке. Ленкин муж, вежливо поздоровался со мной, представился Владимиром и, взяв у Ленки авоськи, ушёл на кухню. Я осмотрелась, мне показалось, что это та самая  наша с мамой квартирка, с  дешёвыми обоями и ситцевыми занавесками. Из соседней комнаты вышла Ленка с ребёнком на руках, малыш только проснулся, тёр кулаками глазки и прижимался к Ленке.

«Это – наш младшенький, Васенька!», – гордо сказала она.

Оказалось, что всего их трое, двое  их которых сейчас в школе и детском саду. При всём внешнем спокойствии внутри всё бунтовало. Как же они тут живут впятером?  Это же физически не возможно.

Володя, тем временем, накрыл стол на кухне и пригласил нас обедать. Сами понимаете, какие  габариты в хрущёвских кухнях. Обычный стол с табуретками. На столе: сковородка с жареной картошкой, не хитрый овощной салат и тарелка с нарезанной колбасой. «Гвоздём» стола была бутылка шампанского.

«Да, давно я так  «не шиковала»!», – подумала я.

Или шампанское, ударившее в голову, или детские воспоминания разбередили душу, но опять (как в детстве)  было тепло и спокойно. Сидеть и слушать Ленкин рассказ о том, что жизнь у неё хорошая: муж – пишет диссертацию, дети радуют успехами  и послушанием, что очень не хватает  родителей, который рано умерли. Тут прибежал Васенька и залез к Ленке на колени. Он, долго и внимательно  рассматривал меня, а потом показал язык и сам громко засмеялся. Васенька был такой трогательный и милый,  очень хотелось взять его на руки, но я, от чего-то, постеснялась это сделать. Вместо этого  сидела и рассматривала дырку на коленке его колгот.

Прощаясь в прихожей, мы обменялись номерами телефонов,  договорились не пропадать и созваниваться. Я шла по улице и думала, что вряд ли  когда-нибудь позвоню.

Вернулась в офис, работать уже не хотелось, да и вообще ничего не хотелось. Пользуясь тем, что я хозяйка, просто ушла домой. Машину тоже отпустила (на радость водителю), а потом тихо брела по улицам и переулкам. Дома, прошла по всем комнатам, как будто впервые их увидев. Нет, все дорого и красиво, приходящая горничная  ежедневно истребляла каждую пылинку, даже в библиотеке всё было как лаборатории. И пахло там примерно также, не книгами и благополучием, а лавандовым  ароматизатором.

Уже засыпая, подумала: «Так я добилась, чего хотела, или нет?»  Все эти годы непоколебимо верила, что всё правильно, именно это и есть счастье. Замуж не пошла, думала, успею ещё. Надо сначала построить дом, заработать денег, а уж потом все эти мужья и дети. За чем же я гналась все это время?

Есть дом, есть деньги, но нет рядом такого вот  небритого Володи, который с нежностью смотрел бы на меня, и его не смущало бы отсутствие маникюра и модельной стрижки.

А самое главное –  нет такого  вот Васеньки с этой  замечательной дыркой на коленке.

Раньше, годах в восьмидесятых-девяностых прошлого века, почти на каждой кухне жил сервант. Кубастенький такой, на крепких высоких ножках. На кухню, его вытеснили новомодные стенки. Это там, в монументальных многоэтажках, годами пылились: богемский хрусталь, немецкий сервиз «Мадонна», серебряные ложки-вилки и прочие гжельские соусники и конфетницы. Выбросить же на помойку старенький, но ещё крепенький шкафчик рука не налегала, вот и перебирался он из гостиной на кухню, где и принимал в своё уютное чрево, такую же посуду, не полностью уцелевшую, но ещё пригодную для будничного пользования.  У нас тоже жил такой сервантик.