Англия


Когда-то в мире царствовала

“Морская Королева” Британия.

И хотя что-то она отдавала,

Если от них, ну, скажем, доставала.


Применительную дипломатию?

Перестройку? Ой, когда она еще знала.


И оставляла без усилия, всю ихнюю нужную.

Не жалеет, показывает. Если даже в сторону лучшую.

Хотя “промелькнет” кое в чем другом,

И не плохо понимает, нужно как мутить,

Наивная дипломатия?! Это что? Разве бывает?!

“Intelligence Servicе”-y, спросите сводки как добывают.


Развитая… страна, богатая.

Своеобразно и милая, а порой… нудная.

Прелесть миру импульсы во многом придает.

Без нее? – Как птица без пера метет.

                        1990.


Intermedio


Кругом пустыня. Туман.

Глаза потускнели у мужика.

Сердце зажалось, волнуется.

Горечь вчерашней… пробежала.


О, с чего начать мечты мои.

Нет покоя от пробуждения и суеты.

Минуты молчанием не обойти,

Излится кровь наверное, ну погоди!..


И, долго жестокой мыслю боролся тот,

Вскипела кровь, душа трепала,

Огонь снова горел. О, где же – Я?!

И могучей страстью – intermedio.

                  1990.


Коненок синий


Коненок синий несется вперед,

Гоняет страсть тянутой дороги,

Поднятый бокал и бутерброды.


Скучная пора, повлек дружок.

На лаврах пусто, завод умолк.

Милая девушка невольно тянет,

Уселась рядом, все переменяет.


Вечерняя прогулка, вечерный шуток

Пропало веселье. Еще раз стукнем.

Коненок синий, коненок синий,

Коненок синий, несется вперед.

                  1996.

Ночь спала


Ночь спала дико трезвым сном.

Дверь отворялась на небо.

онемевшие золотистые ивы

истекали из кровавых слез.


То подкашливали вынося сердца,

Не видя бесчувственное успокоение.

Ярко осветившиеся облака,

Кружились пустым вдохновением.


В горах слышны были шум и гам,

Море бушевало отчаянием.

Трепетали птицы, гудели звери

Земля кружилась не по тому направлению.


Среди кустов еле полз старичок

Беспочвенным озорением,

На миг раздается звон и,

Все успокоились – появлением…

                  1996.

И вновь....


И вновь махнул он перед рассветом,

За ним шли еще двое.

Ночлег у них прошел довольно беспокойный,

А мгновение не меняло путь спокойный.

Как знак один подкашлял,

Выходя из леса,

Слегка сьежился на это

Молодая повеса.


Готовился тот еще раз перепрыгнуть,

Тфу, выругался и в болото нырнул,

Достался в плен, жабам, и…

Видимо и снился.

Нет нужды. Другой озарился.

                  1996.


Он любит


Он любит ночные затеи,

Туманы густые, кучу солостей,

Обнаженная девушка не надоедает,

Предпочитавши крутых солостей.

Могильный сон порой не смущает,

Не будоражит вечерный звон,

В поляне несет тайную загадку,

Каснется если, пленить на догадку.


Он любит ночные затеи,

Цыпленок жаренный на Бродвее,

Красивая брюнетка с синими глазами,

До утра оставаися. До конца развей.

                  1996.


Почему?

“И розы зевают, когда

задрожат листья” (Бежан)

Почему не дерутся розы?

Ой, как много их. Расцвели.

Друг с другом соревнуются,

Выглядет красивее,

Еще не “поспели”.

И когда пора их срезать,

Напрашиваются лишь смелые -

Оставьте молодых! Пусть растут.

Мы лучше же выглядем.

Ей, ты, “пастух”.


И лишь печальными выглядят розы,

Зачахнутые среди смелых.


Но почему все-таки, не дерутся розы?

Потому, что они все хорошие,

А хороший же не скверный.

                  1990.


И только


Скатилось солнце у берегов Сочи,

Стремится народ к “жемчужине” своей,

И только в сердцах рассуждают страстно -

Ой, до скольких будет… сегодня – Кобзон.


А на сцене… рядом там,

Выдвигается очаровательными песнями – der Man.

И только утром, где-то к девяти часам,

Из зала когда вышли,

Темноту превративши свет,

“STELA” – увидим.

                  1990.


Звезды


Звезды волнующей красотой,

Трепет могильный напоют,

Розы и соловьи неравнодушно,