Как-то один ученый предложил для упрощения восприятия сравнить историю Земли с фильмом. «Представьте себе, – сказал ученый, – некий необычный фильм, на котором заснята история нашей планеты продолжительностью, допустим, 1 час 20 минут». При таком «сжатии времен» секунда фильма равнозначна миллиону лет жизни Земли. И что же мы увидим на экране?

Первые несколько минут постепенно возникает молодая, только что родившаяся Земля – из частиц газопылевого облака или как-нибудь иначе, в данном случае не столь важно, но возникает. Последующие сорок минут фильма уйдут на формирование первичных материков и океанов, а также атмосферы. Жизнь появится уже в первые полчаса, но вряд ли она бросится в глаза зрителю – бактерии и прочие простейшие организмы, к тому же не везде и встречающиеся. Зато в последующие семнадцать минут растительность выберется на побережья древних морей и океанов, а на суше появятся все типы многоклеточных животных, кроме позвоночных. Весь так называемый «фанерозой» (то есть палеозойская, мезозойская и кайнозойская эры) составят финал фильма. Он промелькнет перед зрителем за десять минут, но за это время жизнь взрывообразно заполнит сушу, воду и воздух Земли и даст свой высший цвет – человечество! Однако появление человека займет в фильме всего лишь две его последние секунды; а вся история земной цивилизации займет одну двухсотую секунды! Мизер, по космическим масштабам!


Вот такое вот интересное кино. Но был ли прав епископ Ашшер или нет, а хорошо, что есть в году такой день, когда в девять утра можно распахнуть окно и сказать: «Ну, с днем рождения, Белый Свет!»

Баку. Октябрь, 2014;

обновлено в октябре 2022


Вообще пляж – дело хорошее. Даже если ты и не кинетический скульптор…

Плеск сердца

…На новханинском пляже, что километрах в двадцати от Баку, лежу на песке, подставив спину летнему солнцу.

Дремлю под детский смех, говор взрослых, вопли продавцов мороженого и жареной кукурузы, звонкие удары по мячу и азартные выкрики волейболистов, рев скутеров…

И сквозь весь этот интершум – мерный плеск моря. Вода с шелестом накатывает на берег и откатывает, накатывает и откатывает…

Слышу в себе гулкие удары сердца. Оно встревожено тем, что я пережариваюсь на солнце, и бьет в набат…

Постепенно замечаю, что сердце звучит в унисон с плеском прибоя. Словно внутри меня – маленькое море…

«А чего удивляться, – философски думаю я, – ведь каждый из нас носит в себе частичку моря». Оттуда мы все в свое время вышли, чтобы освоить пустынную, неуютную сушу, и многие так и остались жить на ней. Но в наших телах заключено немножко первобытного моря – ибо что есть наша кровь, теплая и соленая, как не аналог праокеана? И иногда сердце, будто вспоминая об этом, бьется с прибоем в унисон…

В памяти лениво всплывают стихи Еремея Парнова:

Мы носим в жилах океан,
Соль первых дней творенья носим.
И этих жил мы ловим просинь
На милом трепетном виске.
Ах, волосы твои как осень!..

Иной может и хмыкнуть – какие, мол, возвышенные мысли на пляжу! «Ну, во-первых, – отвечу я, – возвышенные мысли могут прийти в голову где угодно – хоть на пляжу́, хоть в рабочем кабинете, хоть в переполненном автобусе…» По собственному опыту знаю, что как раз в переполненном автобусе возвышенные мысли приходят гораздо чаще, нежели за письменным столом… А во-вторых, я ведь лежу не просто на берегу Каспия. Я лежу на дне некогда великого Сарматского моря.


Лет тридцать тому назад я подрался в украинской пивной с одним одесситом, который позволил себе пренебрежительно отозваться о Каспийском море. Сначала он всячески восхвалял Черное море (против этого я, понятно, ничего не имел), а потом, узнав, откуда я, назвал Хазар