Живет в Москве. Окончила физический факультет МГУ. Писатель, художник, физик, аудитор, создательница семьи и двух прекрасных детей. Любимые писатели: Фолкнер, Бунин, Моэм, Гамсун, из современных Пелевин и Рубина. Любимый художник Клод Моне.

Политических пристрастий нет. Любит в одиночестве гулять в лесу.

Она металась по камере, заламывая руки. Четвертовать?! Женщину?! Да как они могли, что же это! Нет, ее нельзя четвертовать, это очень больно. Нет и нет! Она не может этого допустить. Она то принималась рыдать, то рвала на себе волосы и дошла бы до полного безумия, если бы вдруг не услыхала слабый писк:

– Что случилось?

– Кто тут? – изумленно спросила Женщина. В камере она сидела одна, звук шел откуда-то изнутри.

– Я, твой ребенок, – сказал писклявый голосок. – А что случилось, мама?

Женщина остановилась и внимательно в себя вчувствовалась. Действительно, прямо над пупком она заметила склизкий комочек, который и издавал слабый звук. Само появление ребенка не было для нее сюрпризом, но она удивилась, что он так рано заговорил.

– Ты мальчик или девочка?

– Пока не знаю. А как лучше?

– Лучше будь мальчиком, мужчинам проще. В этом мире всё принадлежит им, а женщина для них что-то среднее между кошкой и собакой.

И она снова зарыдала.

– Мама, что случилось? – повторил свой вопрос писклявый голосок.

Женщина вздохнула и рассказала свою печальную историю.

– Я родилась в бедной семье, в десять лет родители отдали меня в публичный дом. Я старательно выполняла свои обязанности, была на хорошем счету. К двадцати пяти я накопила денег, ушла от хозяйки и стала зарабатывать самостоятельно. Мои клиенты были приличными людьми, с отребьем не путалась. И вот однажды я случайно от кого-то забеременела. Сначала я испугалась, а потом поняла, что теперь никогда не буду одна. Ах, какая это была эйфория! Я гуляла по улицам, шли апрельские дожди, червяки вылезали на асфальт, розовые и серые, толстые и тонкие, уже размякшие и еще крепкие… Ах, как я любила этот дождь, и этих червей, и этот город, и тебя, мой маленький! Я любила весь мир, и мир обожал меня в ответ.

Но тут я подумала: как же ты будешь расти без отца? Я решила поговорить с каждым своим клиентом и начала с самого достойного – крупного бизнесмена и депутата. Я была уверена, что он будет счастлив, как и я, но он даже слушать не стал. Выгнал меня как поганую суку, кинув денег на аборт. Что мне было делать? Разве я могла оставить в живых человека, который так относится к твоей матери и желает смерти тебе?..

Он стал первым, кого я убила. Все остальные вели себя не лучше. Ни один не захотел признать твое существование, и вот теперь все они повержены. Тебе ничто не угрожает, сынок, больше никто в этом мире не хочет тебя убить…

Но однажды я потеряла бдительность. Меня схватили, судили и приговорили к смерти. К четвертованию! И только то, что я беременна, отсрочило исполнение приговора. Теперь они ждут твоего рождения, чтобы осуществить свой недостойный замысел, проклятые ублюдки!

И Женщина со всей силы ударила кулаком по стене камеры.

– Но нет, послушай, у них ничего не выйдет! Мы с тобой со всем справимся, вот увидишь. Давай обманем их, давай расправимся с ними? Ничего, они еще узнают, как приговаривать к четвертованию женщину!

Быстрыми движениями она пригладила волосы, села на тюфяк и стала грызть заплесневелый хлеб.

– Эй вы! – крикнула она. – Я беременна, я ношу ребенка! Как вы смеете кормить невинное дитя заплесневелым хлебом?

Она кричала так до вечера и докричалась до общественности. Общественность решила, что негоже кормить дитя корками, и назначила Женщине должное питание.